Фима Жиганец - Жемчужины босяцкой речи

«Прикиньте, сколько лет потребовалось этому слову, чтобы пробиться к микрофону, – призывает нас автор. – Но, как говорится, с вашей помощью… Если бы вы знали, как ужасно и даже омерзительно выглядит на самом деле тусовка…»

По ходу дела замечу: защищая русский язык, надо хотя бы научиться грамотно писать по-русски. Тогда не появятся выражения вроде «получение приговора» (приговор не получают – его выносят). Ну, да Бог с ним; лучше попробуем разобраться, как же омерзительно выглядит эта самая «тусовка».

Для начала: приведенное в статье толкование слов «тусовка», «тусоваться» не соответствует действительности. В уголовном жаргоне таких слов долгое время вообще не существовало. Были (и остаются) «тасоваться» и «тасовка». Формы с буквой «у» вместо «а» появились лет 15 – 20 назад, когда слово включили в свой сленг столичные музыканты и богема. А бродяги, каторжане до сих пор не скажут «тусоваться» – только «тасоваться».

«Тасоваться» на жаргоне значит – проводить время вместе, а также – болтаться где-либо без цели. «Чего ты здесь тасуешься?» – спросит уркаган у приятеля. Есть и другое значение – проявлять нерешительность, трусость. «Да не тасуйся ты, все будет ништяк!» – уговаривает босяк дружка, предлагая вместе пойти на «дело». Было и еще одно значение слова «тасовка» – потасовка, драка. Все это не имеет никакого отношения к метанию по камере и битью головой и стену.

А впрочем, какая разница – «тасовка», «тусовка»… Главное – защитить от словесной шелухи великий русский язык – язык Пушкина, Достоевского, Толстого!

А давайте обратимся к самому Пушкину. Помните, юный лицеист Саша пишет о своем приятеле Михаиле Яковлеве:

Так вот, оказывается, кто подсунул нам блатное словечко «тасоваться» – лично Александр Сергеевич со товарищи!

Верно. Но не будем вслед за Татьяной Ивановой обвинять поэта в языковой нечистоплотности. Пушкин всего лишь использует лексику живого великорусского языка. Карточные термины «тасовка», «тасовать» («тасоваться») широко использовались в переносном смысле еще в прошлом веке. Владимир Даль отмечает в «Толковом словаре»: «Тасовать людей, людьми, помыкать подчиненными, суя их туда и сюда, менять произвольно…». Он же приводит и слово «тасовка» – в карточном значении (перемешивание колоды) и в переносном – «задать кому тасовку, потасовку». Тасовали не только людей, но и товары, смешивая сыпучий товар разного достоинства.

Любопытно, что позднее слово было известно и в другой форме. В Киеве среди молодежи оно звучало как «пасовка» (соответственно «пасоваться»). Замечательный певец и поэт Александр Вертинский вспоминал:

Как только приходила весна, мы устраивали чудесные «пасовки» (от карточного слова «пас») то на Батыевы горы, то в Голосеевскую пустынь, то в Дарницу. Обычно утром мы встречались в заранее условленном месте и, оставив ранцы и связки с книгами в какой-нибудь лавочке, шли гулять… («Дорогой длинною…»)

Другими словами, ребятишки «пропасовывали» занятия, то есть прогуливали их. Имеем ли мы дело с искаженной «тасовкой» или же с плодом оригинального словотворчества малороссийских гимназистов? Трудно сказать… Очевидно одно: и «тасовка», и «пасовка» – переосмысленные карточные термины.

Очевидно и другое: если не знаешь толком, о чем пишешь, – не суйся со свиным рылом в калашный ряд. Это уже – к непрошеным защитникам русской словесности.

В уголовном жаргоне множество выражений для обозначения опасности (из старой и новой «фени»): стоять на атасе, на вассаре, на цинку, на шухере, на стреме, на зексе (на зексу), на атанде… Часть слов предупредительные сигналы: «Атас!», «Вассар!», «Зекс!», «Цинк!», «Атанда!», «Стрема!», «Шухер!» «Шесть!» («Двадцать шесть!»). Правда, нынче в активной речи уголовников лишь два сигнала – «атас!» и «вассар!». Остальные отошли в прошлое.

О каждом слове можно рассказать много любопытного. Мы же остановимся на слове «вассар», или «вассер». Связь его с немецким языком (где Wasser значит «вода») очевидна, поэтому немало исследователей предлагают свои объяснения, как и почему «немецкая вода» проникла в русский жаргон.

Кто-то связывает происхождение российского «вассера» с криками немцев при пожаре, когда они требуют воды – «Вассер! Вассер!». Действительно, «вассер» и опасность здесь связаны между собою. Только в данном случае от опасности не убегают – напротив, с ней призывают бороться!

Остроумную версию излагает в книге «Злые песни Гийома дю Вентре» старый лагерник Я. Харон. Он считает, что слово разошлось по России из Одессы, где гувернантки играли с детьми в игру «горячо – холодно» на немецком языке (играючи, детишки легче усваивают правила грамматики): «А по-немецки эта игра называется „Вода – огонь“. Вода же по-немецки „вассер“. Можно только подивиться остроумию одесских биндюжников, перекрестивших исконно русское „стоять на стреме“ в изысканное „стоять на вассере“…

Однако одесские гувернантки не виноваты в появлении «нехорошего» слова. Ведь до «вассера» в жаргоне ХIХ века существовал его русский аналог – «вода»! «Вода!» – вопили мазурики и каторжане, желая предупредить собратьев о приближении опасности.

Даль отмечал в своем толковом словаре: «У воров, мошенников вода то же, что в играх крик: огонь или горит, т.е. берегись, беги». Русскую «воду» Даль так же, как Харон – немецкий «вассер», связывал с игрой «вода – огонь». Но оба – ошибались.

Возникновение сигнала «вода» подробно раскрывает В. Крестовский в своем романе «Петербургские трущобы» (1864):

Если какая-либо мошенническая операция производится на улице или во дворе или же вообще в таком месте, где один сообщник может подойти к другому и пройти мимо него, как посторонний человек, то в этих случаях употребляется особенный лозунг, и употребляется он преимущественно тогда, когда надо узнать, каково продвигается дело в начале: хорошо ли, удачно ли идет оно, или предвидится опасность? Лозунгом служит как будто безотносительно сказанное замечание о погоде, смотря по времени и по обстоятельствам. Слово «погода», сказанное одним, непременно вызывает подходящий ответ другого. Таким образом, если в ответ на погоду скажется серо, то это означает, что пока еще неизвестно, как пойдет дело. Мокро и вода выражают полную опасность…

Как легко заметить, эта практика городских мазуриков породила не только «воду». Здесь мы различим и зачатки «мокрого дела», «мокрухи», «мокряка»: поначалу это значило опасную ситуацию, из которой можно выпутаться, только совершив убийство. Позже любое убийство превратилось в «мокрое дело» (по ассоциации с пролитием крови). Просматривается и уголовное словечко «серый» в смысле «неясный», «непонятный», «подозрительный» – «серый тип»…