Роман Добрый - Сыщик Путилин (сборник)

Я сидел с моим другом Путилиным в его кабинете, и мы вели задушевную беседу о последних чудесных событиях в жизни криминального Петербурга. В дверь постучались, и на приглашение Путилина войти перед нами выросла фигура дежурного агента.

– Вас хочет видеть по не терпящему отлагательства делу купец Вахрушинский, ваше превосходительство… – доложил агент.

– Вахрушинский?.. – удивленно поднял бровь Путилин. – Это кто же, не тот ли миллионер?

– Должно быть, он.

– Просите его войти.

Через секунду в кабинете появился высокий, тучный, кряжистый, как дуб, старик. Если бы густая шевелюра и длинная роскошная борода не были белы как лунь, его нельзя было бы назвать стариком – так свеж был румянец на его полных щеках, еще не тронутых морщинами, таким молодым блеском сверкали его красивые глаза. Одет посетитель был в очень длинный, из дорогого сукна сюртук и в лакированные высокие сапоги гармошкой. На шее его и на груди красовались регалии – несколько медалей и два креста-ордена.

«Какой великолепный образчик именитого, честного торгового человека!» – подумал я.

– Я к вам, ваше превосходительство… – взволнованно начал наш гость.

– Господин Вахрушинский?

– Так точно. Сила Федорович Вахрушинский, потомственный почетный гражданин, купец первой гильдии и кавалер…

– И очень щедрый благотворитель. Я много слышал о ваших крупных пожертвованиях на богоугодные дела, господин Вахрушинский. Прошу вас, садитесь. Чем могу служить?

Вахрушинский сел, при этом бросив на меня косой взгляд.

– Не беспокойтесь, господин Вахрушинский, – поймав этот взгляд, проговорил Путилин. – Это мой ближайший друг, доктор Z., прошу познакомиться. Он – мой верный спутник во многих темных и запутанных расследованиях. В его присутствии вы можете говорить совершенно спокойно и откровенно. Но если почему-либо вам нежелательно…

– Ах, нет, в таком случае очень рад, мне очень приятно! – пожал мне руку купец-миллионер.

Путилин выжидательно посмотрел на него.

– Такое дело у меня, ваше превосходительство, что и ума не приложу, как сказать. Горе на меня свалилось непосильное: сын мой единственный, наследник мой пропал!

Голос старика-красавца задрожал. Он судорожно схватился за красную ленту с медалью, словно она сдавливала его горло.

– Я вижу, – проговорил знаменитый сыщик, – что вы очень взволнованы. Очевидно, вам будет трудно связно рассказать мне о постигшем вас несчастье. Поэтому будьте добры, отвечайте подробно на мои вопросы.

– И верно… я сам не свой… – с болью в голосе проговорил именитый купец.

– Сколько лет вашему сыну? – начал допрос мой друг.

– Двадцать четыре.

– Холост или женат?

– Холост… хотя одно время был как бы на положении жениха.

– Когда исчез ваш сын? – продолжил свои расспросы знаменитый сыщик.

– Дней пять тому назад. Я сначала думал, что он вернется, мало ли, думаю, куда отлучился, а вчера старший приказчик вдруг передал мне письмо. Прочел – от него!

– Письмо с вами?

– Так точно. Вот оно. – И миллионер протянул Путилину листок и конверт из дешевой сероватой бумаги.

Вот что содержалось в послании:

«Дражайший мой родитель! Сколь мне ни прискорбно покидать вас, оставляя на старости лет одного, я, однако, делаю это, памятуя слова Священного Писания: «И оставивши дом свой и пойдешь за Мною». Знаю, как вы будете убиваться, но Господь в Сионе своем простит меня, а вас поддержит. Простите меня и за то еще, что захватил с собой те восемьдесят тысяч рублей, которые были у меня на руках от получки за поставки товара. Не на худое дело, а на Божье взял я эти деньги. Великое спасение уготовлю себе и вам. Меня не разыскивайте – не найдете, хоть я и неподалеку от вас жить буду. Буду денно и нощно молиться, чтобы и вы обратились на путь истинного спасения души. Любящий вас во Христе и Богородице сын ваш Димитрий».

Путилин задумчиво повертел записку в руках.

– Скажите, пожалуйста, вы не замечали каких-нибудь странностей в характере вашего сына?

– Как сказать? Особенного ничего. Тихий, скромный, вином не баловался, насчет женского пола до удивительности воздержан был. Любил книжки читать духовного, божественного содержания.

– В вашем доме появлялись странники и странницы?

– Когда жена-покойница была жива, она их принимала. С Афона, от разных монастырей. А после ее кончины я положил этому конец, потому что, скажу откровенно, не люблю я этих ханжей. Лукавые они праведники.

Купец-миллионер вдруг поднялся и чуть ли не в ноги поклонился Путилину.

– Ваше превосходительство! Господин Путилин! Явите божескую милость, разыщите моего сына! Подумайте, ведь он единственный у меня, ему, помирая, все дело передать хотел. Радовал он меня нравом своим примерным, денно и нощно благодарил я Создателя за него! Ничего не пожалею: озолочу агентов ваших, миллион пожертвую на богадельни, разыщите только его! Образумлю его, может, и переменится парень. Вы вон ведь орел какой! Каких только дел не раскрыли! Помогите же бедному отцу!.. К вам обращаюсь, не хочу дело предавать полицейской огласке… – И Вахрушинский нудно зарыдал тяжелым мужским рыданием.

– Голубчик… бросьте… не надо так отчаиваться… может быть, и отыщем вашего сына! – в чрезвычайном волнении проговорил Путилин. – Я сам, лично, приму участие в вашем деле. Вот что: сейчас я должен поехать к вам домой и тщательно осмотреть комнату вашего сына.

Лицо старика-красавца осветилось радостной, почти детской улыбкой.

– Лошадки мои меня тут дожидаются. Живо доставлю вас, благодетель, в мой домишко!..

Домишко Силы Федоровича Вахрушинского оказался настоящим дворцом. Мы прошли анфиладой роскошно убранных комнат, сверкающих позолотой. Миновав несколько коридоров и спустившись по маленькой лестнице, мы очутились в совсем ином царстве. Тут обстановка царила серенькая, мещанско-купеческая. Пахло постным маслом, щами.

– Это у вас черная половина? – спросил Путилин.

– Точно так, ваше превосходительство. А вот и комната сына моего.

В ту минуту, когда мы собирались войти в нее, дверь ее быстро распахнулась, и на пороге появилась фигура седого старичка.

– Ты что здесь делал, Прокл Онуфриевич? – спросил его Вахрушинский.

– Да горенку Дмитрия Силыча прибирал… – слегка дребезжащим высоким голосом ответил старик, бросив на нас удивленный взгляд голубоватых выцветших глаз, и быстро скрылся в темных закоулках коридора.

Комната молодого Вахрушинского отличалась поразительно скромным убранством. Простой дере– вянный стол, на котором аккуратной стопочкой, в порядке, лежали синие тетради. Над столом – такая же простенькая полочка, на ней – книги в темных переплетах. В углу – кровать, накрытая дешевым шерстяным одеялом. Иконы в углу, стул с продранной клеенкой – вот и вся обстановка.