Джозеф Шеридан ле Фаню - Комната в гостинице «Летучий дракон»; Дядюшка Сайлас

Сопровождая свой рассказ множеством забавных и соблазнительных историй, маркиз снабдил меня массой сведений, бесценных для любителей развлечений и новизны.

– Думаю, что недели через две, а возможно, и через неделю, – заключил он, – я буду в состоянии оказать вам настоящую услугу. До тех пор будьте осторожны. Не играйте, вас непременно оберут. Помните, что здесь вы окружены мошенниками с благовидной наружностью и негодяями всякого рода, которые существуют за счет того, что грабят приезжих иностранцев. Не доверяйте тем, кого вы не знаете.

Я опять поблагодарил маркиза и пообещал воспользоваться его советом. Но сердце мое было исполнено воспоминаний о незнакомке, которую я видел в гостинице «Прекрасная звезда», – разумеется, я не мог удержаться от попытки узнать что-нибудь о ней, прежде чем маркиз уйдет. Итак, я рискнул осведомиться о графе и графине де Сент-Алир, которых я имел счастье избавить от крайне неприятного положения во дворе «Прекрасной звезды».

Увы! Маркиз не видел их. Он рассказал, что в нескольких милях от Парижа у них прекрасное поместье со славным старым домом, но, судя по разговорам, они проведут несколько дней в городе, пока слуги успеют подготовить все необходимое для их приема. Все это произойдет не быстро, поскольку дом долго стоял пустым.

– Их отсутствие было продолжительным?

– Да, они путешествовали около восьми месяцев.

– Если не ошибаюсь, вы говорили, что они бедны.

– При нынешних доходах графа они могут пользоваться не только доступными удобствами, но и некоторой роскошью. Живут они очень тихо и уединенно, а жизнь здесь у нас дешевая, не то что у вас, в Англии.

– Стало быть, они счастливы?

– Следовало бы сказать: они должны быть счастливы.

– В чем же состоит помеха?

– Граф очень ревнив.

– Но ведь жена его… не дает ему повода, надеюсь?

– Боюсь, что дает.

– Как так?

– Я всегда находил, что она немного… слишком… чересчур уж…

– Чересчур что?

– Чересчур хороша. И все-таки, несмотря на ее прелестные глаза, изящные черты и нежный цвет лица, я думаю, что она женщина честная. Вы никогда не видели ее?

– В гостинице «Прекрасная звезда», в тот вечер, когда я проломил голову молодцу, напавшему на старого графа, была какая-то дама, закутанная в просторное манто и с очень плотной, опущенной на лицо вуалью. Сквозь эту вуаль я не мог разглядеть ни одной черты.

Ответ мой, как видите, был очень политичен.

– Эта женщина могла быть и дочерью графа, – продолжал я. – А ссорятся они между собой?

– То есть муж с женой?

– Да.

– Немного.

– О! Из-за чего же?

– Это длинная история, речь идет о бриллиантах графини. Говорят, они очень дорого стоят, где-то около миллиона франков. Граф хочет продать их и мертвый капитал превратить в деньги, которые будут приносить проценты. Графиня же упорствует по причине, которую, я полагаю, она не может открыть мужу.

– В чем же заключается эта причина, если можно узнать? – спросил я, подстрекаемый сильным любопытством.

– Думаю, она рассуждает о том, как хороша будет в них, когда пойдет под венец со вторым мужем.

– Ого! Но граф, кажется, достойный муж?

– Превосходный и чрезвычайно умный человек.

– Как бы я желал, чтобы меня ему представили! Вы говорите, что он…

– Женат на такой хорошенькой женщине. Согласен, но, видите ли, они живут совершенно уединенно. Время от времени граф вывозит жену в свет, в оперу, например, только и всего.

– У него, верно, еще сохранились в памяти дореволюционная эпоха и кровавые сцены революции.

– Да, такому философу, как вы, он пришелся бы как раз по вкусу. Заметьте еще, что после обеда он всегда засыпает, а жена нет. Но шутки в сторону, он удалился от шума большого света и впал в апатию, и жена его тоже. Ничто, по-видимому, не интересует ее больше, даже муж.

Маркиз встал, собираясь уйти.

– Не рискуйте своими деньгами, – предостерег он меня напоследок. – Скоро вам представится случай поместить их с большой для вас выгодой. Несколько коллекций превосходных картин древних мастеров будут продаваться с аукциона, так как они принадлежат лицам, причастным к возвращению Бонапарта. Вас ждет масса чудес, когда начнется продажа. Удивительные будут цены! Сберегите свои финансы до того времени. Я вас извещу обо всем… Кстати, – вдруг сказал он, прежде чем направиться к двери, – я чуть было не забыл. На следующей неделе произойдет событие, которое должно иметь для вас особенную привлекательность, потому что в Англии это редкость. Я имею в виду маскарад. Он будет устроен с неповторимым великолепием и пройдет в Версале – все собираются туда, билеты нарасхват. Но я думаю, что могу вам пообещать один. Доброй ночи. Прощайте!

Так как я свободно говорил по-французски, а мой кошелек был полон денег, мне ничто не мешало наслаждаться всеми заманчивыми удовольствиями французской столицы. Легко представить себе, как я провел два дня. К концу этого времени, почти в том же часу, как и в первый раз, месье Дроквиль опять заехал ко мне. По обыкновению вежливый, добродушный и веселый, он сообщил мне между прочим, что маскарад назначен на следующую среду, а билет на мое имя уже куплен.

– Какая досада! Едва ли мне удастся воспользоваться им! – воскликнул я.

Маркиз остановил на мне подозрительный и угрожающий взгляд, значение которого трудно было не понять, а потом довольно резко спросил:

– Не угодно ли вам будет объяснить мне почему?

Я немного удивился, но ответил правду, а именно – что договорился провести этот вечер со своими старинными приятелями, соотечественниками, и не могу нарушить данного слова.

– Ну, так я и знал! Вы, англичане, куда бы ни завела вас судьба, вечно отыскиваете своего брата-чурбана да свое пиво и бифштекс. Вместо того чтобы перенять что-нибудь у народа, среди которого находитесь, и постараться изучить его особенности, вы только пьянствуете друг с другом, курите и ругаетесь, а к концу вашего путешествия не становитесь ни на волос умнее и образованнее, чем были бы, если бы все это время кутили в каком-нибудь гринвичском трактире.

Он саркастически засмеялся и поглядел на меня ядовито.

– Вот он, – с этими словами маркиз швырнул билет на стол, – воспользуйтесь им или бросьте его, как угодно. Вероятно, мои хлопоты пропали даром, хотя, признаюсь, не часто случается, когда такой человек, как я, соглашается дать кому-нибудь значительное преимущество над другими, но встречает подобное пренебрежение.

Все это прозвучало удивительно дерзко. Я был поражен, оскорблен и успел раскаяться в своем проступке. Вероятно, я по незнанию нарушил правила приличия и вежливости, принятые во французском обществе. Наверняка этим и объяснялась грубость маркиза. Под влиянием самых разнообразных чувств я поспешил извиниться и умилостивить маркиза, проявившего по отношению ко мне столько бескорыстной доброты. Я уверил его, что откажусь от слова, данного мною друзьям в недобрую минуту, что ответил ему необдуманно и в любом случае не отблагодарил его, как следовало, за ту любезность, которую он оказал мне.