Ричард Блэкмор - Лорна Дун

Все стояли молча, пораженные. Мы знали, что мать тихая и спокойная женщина, которую можно запросто обвести вокруг пальца. Теперь же работники забрали лопаты и потихоньку стали расходиться, чтобы рассказать своим женам о случившемся. Уинни тоже недоумевающе смотрела на мать, словно не понимая, что же она такого наделала. Потом лошадь подошла ко мне, задрожала и нагнула шею, как будто извинялась, что поступила так жестоко.

— Уинни останется на ночь здесь, — заявил я, поскольку сам Фаггус до сих пор не произнес ни слова, а начал медленно собирать вещи, ибо знал, что с женщинами лучше не спорить. — Мама, она останется здесь, иначе я уйду вместе с ней. Я раньше и знать не знал, что такое кататься на настоящей лошади.

— Молодой человек, — начал Том, продолжая собираться в путь, — вы знаете о лошадях больше, чем кто-либо другой во всем Экзмуре. Ваша мать должна гордиться этим и ничего не бояться. Уж если я, Том Фаггус, кузен вашего отца, позволил вам сесть на кобылу, равной которой нет ни у герцогов, ни у принцев, значит, я увидел отвагу и мужество в ваших глазах. С самого начала я знал, что вы справитесь с лошадью и победите. Но женщины нас не понимают. Прощайте, Джон. Я горжусь вами и надеюсь, что смог доставить вам удовольствие. Впрочем, я приехал, чтобы рассказать вам массу таких историй, от которых у вас волосы стали бы дыбом. И хотя со вчерашнего дня у меня не было во рту ни крошки, поскольку весь хлеб я отдал одной несчастной вдове, теперь я поскачу на болота и буду там голодать, вместо того, чтобы отпробовать самый роскошный ужин в том доме, где меня уже забыли.

С этими словами Том тяжело вздохнул, вспоминая, видимо, моего отца, и неторопливо сел на Уинни. Он приподнял шляпу, прощаясь с матерью, но ей так ничего и не сказал, а опять обратился ко мне:

— Открывай ворота, кузен Джон. Пожалуйста, если не трудно. Ты победил Уинни, и она теперь не сможет перепрыгнуть их, бедняжка.

Но перед тем как лошадь развернулась, мать подошла к Тому, одной рукой прижимая к глазам край фартука, а другую протягивая кузену. Но тот сделал вид, что не замечает этого.

— Остановись, Том, — попросила мать. — Я хочу с тобой поговорить.

— Господь Бог услышал мои молитвы! — воскликнул Фаггус, и лицо его переменилось так, словно уже не он, а совсем другой человек сидел в седле. — Неужели это моя любимая кузина Сара? Я считал, что все стыдятся меня и никто не пригласит на ночлег с тех пор, как погиб мой кузен Джон Рид. «Приходи ко мне, — говаривал он частенько, — приходи ко мне, Том, когда тебе будет худо, и моя жена всегда приютит и накормит тебя». «Конечно, дорогой Джон, — отвечал я тогда, — я знаю, что именно так она и обещала моей матери, но люди обо мне плохого мнения, может быть, и кузина Сара не захочет меня видеть». Это был настоящий мужчина! Если бы вы знали, что он ответил мне! Но не будем об этом. Теперь я никто. С тех пор, как погиб мой кузен Джон Рид, я уже не чувствую себя человеком.

Он тронул поводья, но мать не дала ему уехать.

— О Том, это была страшная потеря. Я ведь теперь тоже никто без него. Ты должен понять меня, ведь кроме тебя, наверное, меня никто не поймет.

И она расплакалась, а я стоял и удивлялся, потому что сам уже давно перестал плакать.

— Конечно! — крикнул Том и в одно мгновение соскочил с Уинни, ласково глядя на мать. — Я испытываю то же, что и моя любимая кузина Сара. Может быть, я и в самом деле не очень хороший человек, но я умею ценить добро. Одно ваше слово, и я…

— Тихо, Том, ради всего святого! — воскликнула мать, с опаской поглядев в мою сторону. В свое время она заставила меня забыть не только о мести, но и том, чтобы я искал справедливости в суде. «Бог сам рассудит», — говорила она мне, и постепенно я свыкся с этой мыслью, отчасти из-за своего мягкого характера и еще потому, что мне твердили, будто отца убили за то, что он напал первым.

— Спокойной ночи, кузина Сара, спокойной ночи, кузен Джон, — печально проговорил Том, снова устраиваясь в седле. — Ни еды ни ночлега мне не предвидится, а ночь будет темная и холодная. Поделом мне! Ведь я посмел обидеть мальчика, который так похож на него!

— Кузен Том, — тихо произнесла мать, чтобы мы с Энни не услышали, — ты поступишь несправедливо и не по-родственному, если откажешься от нашего дома. Конечно, мы не можем предоставить тебе развлечений, как в богатых гостиницах, да и яства у нас не такие изысканные. Но сегодня суббота, работники ушли по домам, и у тебя будет в распоряжении комната. Я угощу тебя жареной олениной, свежей ветчиной, вяленой лососиной, холодной свининой и устрицами. А если все это тебе не по вкусу, мы за полчаса поджарим тебе парочку вальдшнепов, а Энни приготовит к ним тосты. А еще у нас на прошлой неделе гостили добрые люди и, уезжая, второпях забыли маленький бочонок джина. Конечно, я не вправе была оставлять его себе, но что может поделать бедная вдова? Иначе его забрал бы себе Джон Фрэй.

Джон Фрэй действительно подбирался к этому бочонку, и когда я увидел, как он что-то прячет себе под фартук, я тут же остановил его. «Ну что ты, Джон, — ответил тогда Фрэй, — я несу домой полено, жена просит разжечь печь, а у нас, как назло, все дрова сырые». «Ну-ка, покажи его мне, — настаивал я, — странной формы поленья стали рубить дровосеки. Показывай, тебе говорю, не то сам вытащу!»

Короче говоря, Том остался у нас на ужин и попробовал всего понемногу — сначала несколько устриц, потом вяленой лососины, яичницу с ветчиной, несколько кусков жареной оленины, после чего он отпробовал холодной копченой свинины и напоследок жареного вальдшнепа с тостами, запивая его джином с горячей водой. Сменив белье, он стал ласковым и все время хвалил Энни за прекрасно приготовленный ужин, время от времени причмокивая губами и довольно потирая руки, когда они были свободны от еды.

Тома переодели в бриджи Фрэя, поскольку он сказал, что одежда отца ему будет великовата. Мать даже обрадовалась, что Том отказался, а Фрэй, в свою очередь, предложил весь свой гардероб, ссылаясь на то, что ему даже будет приятно, что его одеждой, пусть хоть временно, но воспользуется такая знаменитость, как Фаггус.

Том Фаггус был веселым парнем, он не заострял внимание на пустяках и не искал ссоры ни с кем. Он был настолько добродушен и так ценил благородство, что если путник говорил ему ласковые слова, он даже мог вернуть ему отнятый кошелек. Да, он действительно отбирал у людей деньги, причем чаще силой, нежели обманом, и закон был против него. Но тут я вообще перестаю понимать логику вещей. Я видел много грабителей — и законных и незаконных — и мне трудно судить, где же проходит грань в легальности грабежей. Но не мне рассуждать об этом. Даже сейчас, уважая закон и почитая короля (что мне и положено, как честному подданному и церковному старосте), я не понимаю одного: почему Тома Фаггуса, который много трудился, называли разбойником, тогда как король не занимается ничем (правда, ему и не надо ничего делать в силу своего положения) и, тем не менее, с удовольствием принимает дань в огромных количествах да еще и с благодарностью от верных подданных.