Александр Дюма - Исповедь фаворитки

– Вы вольны, Эмма, поступать как считаете нужным, – отвечал он. – Но поверьте, время дорого, и потерять даже лишнюю минуту было бы величайшей неосторожностью. Не сегодня завтра лорд Гамильтон может опередить нас, а для успеха предприятия надо, чтобы первенство здесь осталось за нами. Наденьте самое скромное платье: вы никогда не бываете так хороши, как в минуты естественной простоты. Наденьте его и отправляйтесь на Флит-стрит; все знают, где находится особняк лорда Гамильтона, смело входите, говорите то, что вам подскажет сердце, – и от вашего имени, и от моего, и от имени наших детей… Господь довершит остальное!

В словах сэра Чарлза звучала такая убежденность, что я сама чувствовала, как поддаюсь его доводам. Когда я просила отсрочки на день, я поступала как осужденный на смерть, умоляющий отложить казнь; я старалась оттянуть решающий миг, но, коль скоро решение уже было принято, медлить значило лишь продлевать мучения.

С твердостью, которую способна придать только решимость отчаяния, я направилась в свою комнату, надела самое простое платье, подвязала волосы, которые никогда не пудрила, простенькой лентой, коротенькая накидка и широкополая соломенная шляпка довершили мой туалет. Проделав все это довольно быстро, я снова предстала перед сэром Чарлзом.

При звуке шагов он поднял голову – и у него невольно вырвался восхищенный возглас:

– Ах, вы никогда не были так прекрасны, дорогая Эмма! Воистину, мы спасены!

Решившись быть смиренной до конца, я не стала нанимать карету, а отправилась на Флит-стрит пешком через Пэлл-Мэлл и Стренд [222] Пэлл-Мэлл – старинная улица в центре Лондона (впервые отмечена на карте в 1658 г.); расположена к западу от Стренда, в направлении к Грин-парку; своим названием обязана старинной игре, напоминающей крокет. .

Сэр Чарлз не ошибался: мне стоило лишь спросить, где дом сэра Уильяма Гамильтона, и мне тотчас его показали.

На пороге особняка я почувствовала, что мои колени слабеют, и прислонилась к стене, стараясь собраться с силами.

Его милость был у себя.

Лакей, встретивший меня у входа, осведомился, кто я, чтобы доложить своему господину о моем приходе. Но я боялась, что при одном этом имени двери передо мной закроются, и потому отвечала так:

– Просто скажите сэру Уильяму, что молодая дама просит принять ее.

Хотя мне шел уже двадцать пятый год, я выглядела такой юной, что лакей, не желая признать меня молодой дамой, возвестил о приходе какой-то девушки. Потом до меня донесся голос сэра Уильяма:

– Просите.

Я прижала руку к сердцу, стараясь унять его мучительное биение и чувствуя, что мне не хватает воздуха.

Лакей возвратился, распахнул дверь и пригласил меня войти.

Сэр Уильям сидел за столом, правя корректуру своего труда под названием «Заметки о Везувии».

Я остановилась в дверях, ожидая, когда он поднимет голову.

Заметив меня, он на мгновение замер в неподвижности, глядя мне в лицо, потом поднялся и сделал шаг навстречу.

– Что вам угодно, прелестное дитя? – спросил он.

Голос изменил мне, я смогла только шагнуть к нему и, почти лишаясь чувств, упала на ковер.

Видя мою бледность и то, как меня колотит дрожь, он позвонил, призывая на помощь. Вошел лакей.

– Ей плохо! – закричал сэр Уильям. – Вы же видите, ей совсем плохо! Идите сюда, помогите мне!

Вдвоем они перенесли меня на канапе. При этом моя шляпа упала, и из-под нее хлынула волна волос.

Если бы я подстроила это нарочно из кокетства, и тогда не могло бы получиться лучше: у меня были несравненные волосы.

– Соль! Принесите нюхательную соль! – приказал сэр Уильям.

Лакей принес флакон, и лорд, присев возле меня и прислонив мою голову к своему плечу, поднес его к моему лицу.

Я открыла глаза, которые до последней минуты оставляла закрытыми не столько от слабости, сколько от страха.

– Ах, милорд, вы так добры! – прошептала я и соскользнула к его ногам.

Он смотрел на меня с возрастающим изумлением.

– Должно быть, мисс, вы собираетесь просить меня о чем-то неисполнимом, – сказал он, – если вы настолько сомневаетесь в моем согласии.

Я закрыла лицо руками и разрыдалась.

– О милорд, милорд, – проговорила я, не поднимая головы, – если бы вы только знали, кто перед вами!

– Так кто же вы?

– Та, что ненавистна вам более, чем кто-либо другой в этом мире, милорд.

– Я ни к кому не питаю ненависти, мисс, – возразил сэр Уильям.

– В таком случае я та, кого вы считаете самой презренной.

Он положил руку мне на голову и приподнял ее.

– Эмма Лайонна, – пробормотала я.

– Но это невозможно! – воскликнул он, отшатываясь. – Невозможно!

– Почему же, милорд?

– Немыслимо, чтобы это лицо было лицо падшей женщины!

– Ваш племянник, человек со столь благородным сердцем, никогда не сделал бы своей избранницей падшую женщину.

– Но как быть со всем тем, что я слышал о вас? Правда это или сплошные хитросплетения лжи?

– А что именно говорили вашей милости? Я готова со всей искренностью ответить на любые вопросы. Для того, кто оказался в моем положении, искренность – первейшая из добродетелей.

– Мне говорили, что ваша мать была служанкой на ферме, а вы сами пасли овец…

– Это правда, милорд.

– Потом вы стали прислугой в маленьком провинциальном городке…

– И это правда.

– Еще я слышал, что, приехав в Лондон, вы нашли приют в доме одного славного доктора, мистера Хоардена, который устроил вас на работу в ювелирный магазин, но ваши дурные наклонности вскоре побудили вас отказаться от этой скромной судьбы.

– Это также правда.

– Но дальше, конечно, начинается клевета: мне говорили, будто вы сделались любовницей сэра Джона Пейна, потом сэра Гарри Фезерсона…

Ни слова не говоря, я кивнула, признаваясь в истинности всего, что было им сказано.

– Потом вы продолжали опускаться все ниже: стали сообщницей шарлатана Грехема, любовницей Ромни и, наконец, сошлись с моим племянником, которому, как меня уверяли, вы согласились уступить только с условием, что он женится на вас, притом вынудили подписать брачное обещание и таким образом держите моего племянника теперь в рабстве наперекор его воле.

– Я прошу вашу милость дать мне десять минут, чтобы оправдаться, – отвечала я.

И поднявшись, бросилась вон из комнаты.

– Куда вы? – закричал сэр Уильям. – Подождите!

– Я вернусь, милорд.

Как на крыльях, я сбежала по лестнице и, вскочив в проходивший мимо фиакр, крикнула:

– На Кавендиш-сквер!

Пять минут спустя я уже вбегала к Ромни. Мне посчастливилось: он был дома.

– Брачное обещание лорда Гринвилла! – закричала я. – Дорогой Ромни, отдайте мне его!

– Да что с вами такое, милая Эмма? Вы вне себя.