Оскар Уайльд - Портрет Дориана Грея. Пьесы. Сказки

– Люди, подобные вам, – этакие капризные, лучезарные дети жизни – не совершают преступлений. Но все равно, Дориан, я вам признателен за комплимент. А теперь скажите-ка мне – прошу вас, протяните мне спички… спасибо, – так вот, скажите мне, как далеко зашли ваши отношения с Сибиллой Вейн?

Дориан вскочил на ноги, щеки его пылали, глаза гневно сверкали.

– Гарри, не смейте так говорить о Сибилле Вейн! Она не такая, как все; она святая!

– Святое, а значит, неприкосновенное – это единственное, к чему стоит прикасаться, Дориан, – произнес лорд Генри с неожиданным оттенком грусти в голосе. – Ну что вы так сердитесь? Ведь все равно рано или поздно она будет вашей. Когда человек влюблен, он сначала обманывает себя, а потом и других. Это и принято называть романом. Надеюсь, вы хоть познакомились с ней?

– Да, разумеется, но не сразу. В первый вечер, как я появился в этом театре, тот ужасный старый еврей зашел после спектакля ко мне в ложу и предложил провести меня за кулисы, чтобы с ней познакомить. Я возмущенно ответил ему, что Джульетта умерла много столетий назад и что прах ее покоится в мраморном склепе в Вероне. Судя по озадаченно-изумленному выражению его лица, он, видимо, подумал, что я выпил слишком много шампанского.

– И неудивительно.

– Затем он спросил меня, не пишу ли я для газет. Я ответил, что даже не читаю их. Он, кажется, был сильно разочарован и тут же пожаловался мне, что все театральные критики в заговоре против него и что все они, до единого, продажны.

– Тут, пожалуй, он прав. Впрочем, судя по тому, как газетчики внешне выглядят, в большинстве своем они недорого стоят.

– Но ему они все равно не по карману, – со смехом сказал Дориан. – Пока мы с ним так беседовали, в театре стали гасить огни, и я собрался уходить. Но он еще некоторое время не отпускал меня, навязывая какие-то сигары, однако я от них отказался. На следующий вечер я, конечно, снова пришел туда. Когда хозяин увидел меня, он отвесил мне низкий поклон и стал уверять меня, что я по праву могу быть назван щедрым меценатом. Пренеприятный субъект, но, как ни удивительно, страстный поклонник Шекспира. Его театр прогорал пять раз, и причина, как он с гордостью мне признался, всегда была одна – любовь к великому «барду» (так он привык называть Шекспира). Он, по-видимому, считает огромной своей заслугой, что никогда не вылезает из банкротов.

– И он прав. Большинство людей становятся банкротами по прямо противоположной причине: они слишком много вкладывают в прозу жизни. А разориться из-за любви к поэзии – это действительно большая заслуга… Но лучше скажите, когда вы впервые заговорили с мисс Сибиллой Вейн?

– На третий вечер, когда она играла Розалинду. Я не выдержал и все-таки пошел к ней за кулисы. А до этого я ей бросил цветы, и она обратила на меня свой взгляд – так, по крайней мере, мне показалось. Ну а старый еврей не отставал от меня, решив во что бы то ни стало отвести меня к ней. И я наконец сдался и уступил… Не правда ли, странно, что я не хотел с ней знакомиться?

– Нет, мне так не кажется.

– Интересно, почему, Гарри?

– Я объясню, но как-нибудь в другой раз. А сейчас мне хотелось бы больше узнать о девушке.

– О Сибилле? Знаете, она так застенчива, так кротка. В ней есть что-то совсем еще детское. Когда я стал восторгаться ее игрой, глаза ее широко раскрылись с очаровательным выражением искреннего удивления, как если бы она совершенно не сознавала, какой способностью воздействовать на людские души наделила ее природа. Мне кажется, мы оба немного нервничали. Старый еврей стоял ухмыляясь в дверях пыльной гримерной и все время бормотал что-то витиеватое о нас с Сибиллой, а мы с ней молча смотрели друг на друга, как дети. Старик упорно продолжал величать меня «милордом», так что я вынужден был уверить Сибиллу, что на самом деле я вовсе не лорд. Она ответила очень мило и несколько простодушно: «Вы скорее похожи на принца; я так и буду вас называть – Прекрасный Принц».

– Что ж, мисс Сибилла умеет говорить комплименты.

– Нет, Гарри, вы не так поняли ее слова. Она восприняла меня, как если бы я был персонажем из какой-то пьесы. О жизни она ничего не знает. Живет она с матерью, уставшей, увядшей женщиной, которая в тот первый вечер, когда я оказался в этом театре, играла леди Капулетти [47] Леди Капулетти – мать Джульетты в пьесе «Ромео и Джульетта». в каком-то дешевом платье ядовитокрасного цвета. По ней сразу видно, что лучшие ее дни уже позади.

– Да, я знаю, как выглядят такие женщины. Их вид всегда действует на меня удручающе, – произнес лорд Генри, разглядывая перстни на пальцах своих рук.

– Старый еврей порывался рассказать мне ее историю, но я сказал, что она меня не интересует.

– И правильно сделали. Слушать истории о чужих драмах – неблагодарное занятие.

– Меня интересует одна лишь Сибилла, и мне дела нет до того, из какой она семьи и кто ее родители. А она само совершенство – от прекрасной головки до маленьких ножек. Каждый божий день я хожу смотреть на нее в представлениях, и с каждым днем она кажется мне все обворожительнее.

– Так вот почему вы больше со мной не обедаете. Я, признаться, подозревал нечто в этом роде, но никак не ожидал, что вы влюбитесь до такой степени.

– Но, дорогой Гарри, мы с вами завтракаем или ужинаем вместе каждый день, и я несколько раз ездил с вами в оперу! – воскликнул Дориан, удивленно глядя на друга своими голубыми глазами.

– И вы всегда ужасно опаздываете.

– Поймите, Гарри, я уже не могу жить, не увидев Сибиллы на сцене, – порывисто произнес Дориан, – хотя бы в одном действии. Я испытываю неодолимую потребность в ее обществе. Когда я думаю о дивной душе, заключенной в этом хрупком, словно выточенном из слоновой кости теле, меня охватывает благоговейный трепет.

– Но сегодня, надеюсь, вы сможете пообедать со мной?

Дориан покачал головой:

– Сегодня вечером она Имоджена, а завтра будет Джульеттой.

– А когда же она Сибилла Вейн?

– Боюсь, никогда.

– Что ж, я вас поздравляю!

– Ах, Гарри, не будьте таким несносным! Поймите, в ней живут все великие героини мира! Она бесконечно многолика. Вы смеетесь? А я вам говорю: она гений. Я люблю ее, и я сделаю все, чтобы она тоже меня полюбила. Вам, Гарри, известны все тайны жизни – так научите меня, чем приворожить Сибиллу Вейн? Я хочу быть соперником Ромео и заставить его ревновать, хочу, чтобы все когда-то жившие на земле влюбленные услышали наш смех и почувствовали к нам зависть, чтобы дыхание нашей страсти пробудило их прах и заставило страдать. Боже мой, Гарри, если б вы знали, как я ее обожаю!

Дориан вскочил и принялся ходить по комнате. На щеках у него выступили пятна лихорадочного румянца. Он был ужасно взволнован.