Эжен Сю - Вечный жид

Дагобер заметил этот неожиданный перелом. Страх, временно улегшийся, снова овладел его душой. Роза и Бланш, ничего не понимая в этой немой сцене, смотрели, опешив, на своего спутника все с большей и большей тревогой.

– Черт возьми! – сказал бургомистр, вскакивая со скамейки. – Я и не подумал об этом. И где была моя голова? Впрочем, понимаете, когда человека этак поднимут со сна, мудрено все сразу сообразить… Морок, вы действительно оказываете мне большую услугу.

– Однако я ничего не утверждаю!

– Все равно! Могу об заклад побиться, что вы правы.

– Ведь это только подозрение, основанное на некоторых данных… но все-таки только подозрение…

– Которое может навести на истину… А я-то, было, попался в западню, как птенец… Просто не понимаю, где была моя голова…

– Трудно, знаете, иногда не поддаться определенным впечатлениям…

– Что и говорить, милейший Морок, что и говорить!

Пока шли тайные переговоры, Дагобер чувствовал себя, как во время пытки. Он старался изо всех сил сдержать гнев, но видел, что надвигается сильная гроза.

Морок снова начал что-то нашептывать бургомистру, указывая головой на девушек.

– Ну! – с негодованием воскликнул судья, – вы заходите слишком далеко!

– Я ничего не утверждаю, – поторопился заметить Морок, – это только предположение, основанное на… – и он снова приблизил губы к уху бургомистра.

– А, впрочем, почему бы и нет? – промолвил судья, воздевая руки к небу. – Такие люди на все способны. Он утверждает, например, что везет их из Сибири, а может быть, это просто наглая ложь? Однако меня два раза обойти не удастся! – воскликнул бургомистр в страшном гневе; как все слабые и бесхарактерные люди, он делался безжалостным, чуть только начинал подозревать, что хотели воспользоваться его слабостью.

– Не торопитесь осуждать… Не придавайте моим словам слишком большое значение… – продолжал Морок с лицемерным смирением. – Мое положение в отношении этого человека (он указал на Дагобера), к сожалению, слишком ложное; можно подумать, что я делаю это из злобы к нему, быть может, это даже и так… но клянусь тогда, что это невольно; я твердо уверен, что мной руководит чувство справедливости, отвращение ко всякой лжи и почтение к нашей святой религии. В конце концов поживем, увидим. Надеюсь, что Бог меня простит, если я ошибся… Во всяком случае, суд решит, прав ли я, а если они не виноваты, то через месяц-другой их выпустят.

– Вот почему я не буду колебаться… просто мера предосторожности, не умрут же они от этого. А чем больше я думаю, тем более мне это представляется вероятным. Да, несомненно, это французский шпион или подстрекатель, и если еще вспомнить про выступления студентов во Франкфурте [48], то…

– Да, для того чтобы подстрекать молодежь, нельзя придумать лучшей приманки… – и быстрым взглядом Морок указал на девушек, а затем, после многозначительного молчания, со вздохом прибавил: – Для дьявола все средства хороши…

– Конечно! Это отвратительно, но неплохо придумано!

– Да, кроме того, господин бургомистр, взгляните-ка вы повнимательней: у этого человека очень опасная физиономия, посмотрите… – продолжал потихоньку Морок, указывая на Дагобера.

Несмотря на всю свою сдержанность, все то, что пришлось ему вытерпеть с приезда в эту проклятую гостиницу, а особенно с тех пор, как началась беседа Морока с бургомистром, становилось солдату уже не под силу. Кроме того, он видел ясно, что его усилия завоевать сочувствие судьи были окончательно разрушены роковым вмешательством укротителя; потеряв терпение, он подошел к Мороку, скрестив на груди руки, и сказал ему, стараясь сдерживаться:

– Это вы обо мне говорили с господином бургомистром?

– Да! – отвечал Морок, глядя пристально на него.

– Почему вы не говорили вслух?

По судорожному подергиванию густых усов Дагобера, пристально в свою очередь уставившегося на Морока, можно было видеть, какая страшная борьба происходила в его душе. Видя, что противник хранит насмешливое молчание, Дагобер повторил громче:

– Я вас спрашиваю, почему вы говорили обо мне господину бургомистру потихоньку, на ухо?

– Потому что есть вещи настолько постыдные, что пришлось бы краснеть, если говорить о них вслух! – дерзко отвечал укротитель.

До сих пор Дагобер стоял, скрестя руки; теперь он быстро их разнял и взмахнул кулаками. Этот жест был настолько выразителен, что сестры вскрикнули от страха и бросились к Дагоберу.

– Послушайте, господин бургомистр, – сказал солдат, стискивая зубы от гнева. – Прикажите этому человеку уйти… или я за себя не отвечаю.

– Что это? – высокомерно спросил бургомистр. – Вы, кажется, осмеливаетесь приказывать… мне?..

– Я говорю вам: отошлите этого человека, – продолжал Дагобер вне себя, – или, право, случится несчастье!

– Дагобер… Боже мой!.. успокойся! – воскликнули сестры, удерживая его за руки.

– Пристало ли вам, жалкому бродяге, если не сказать еще больше, отдавать здесь приказания! – закричал взбешенный бургомистр. – Ага! Вы думали, что вам достаточно будет заявить мне о пропаже бумаг и что я так вам и поверю! Напрасно вы таскаете с собой этих девчонок! Несмотря на их невинный вид, они, быть может…

– Презренный! – воскликнул Дагобер, прервав бургомистра жестом и таким страшным взглядом, что судья не посмел закончить фразу.

Схватив девушек за руки, Дагобер, прежде чем они успели сказать хоть одно слово, увлек их моментально в комнату и затем, заперев дверь на ключ, положил его в карман и стремительно вернулся к бургомистру, который, испугавшись позы и угрожающего вида ветерана, сделал два шага назад и схватился за перила лестницы.

– Так выслушайте же и меня теперь, – сказал солдат, схватив судью за руку. – Сейчас этот подлец меня оскорбил, – указал он на Морока, – я все снес, пока дело касалось меня. Я слушал все ваши глупости, потому что мне казалось, что вы сочувствуете несчастным девушкам… Но если у вас нет ни сердца, ни жалости, ни справедливости, то я вас предупреждаю, что я так же обойдусь с вами, как с этим псом… – и он снова указал на Предсказателя. – Я не посмотрю, что вы бургомистр, если вы осмелитесь отзываться об этих девушках иначе, чем о своих дочерях… слышите?

– Как… вы осмелились сказать… – воскликнул бургомистр, заикаясь от гнева, – что если… я буду говорить об этих искательницах приключений…

– Шапку прочь… когда говоришь о дочерях маршала герцога де Линьи! – воскликнул солдат, срывая колпак с головы бургомистра и бросая его на пол.

При этом выпаде Морок задрожал от радости. Действительно, Дагобер, потеряв всякую надежду, не мог больше сдерживаться и дал волю гневной ярости, которую он с трудом до сих пор смирял.