Шарлотта Бронте - Джен Эйр. Учитель. Эшворт (сборник)

– Вы не расшиблись, сэр?

По-моему, он сыпал проклятиями, хотя я не могу утверждать это наверное; однако он, несомненно, произносил какое-то заклинание, так как не ответил мне сразу.

– Не могу ли я чем-нибудь помочь? – задала я еще один вопрос.

– Просто отойдите в сторону, – ответил он, поднимаясь с земли – сначала став на колени, а потом и на ноги.

Я послушалась, и начался процесс кряхтения, ударов и лязганья копыт под аккомпанемент лая и подвываний, так что я отошла еще на несколько ярдов, однако решила подождать и посмотреть, чем все завершится. К счастью, завершилось все хорошо. Конь поднялся на ноги, а пес угомонился по команде «Куш, Лоцман!». Теперь всадник нагнулся и ощупал свою ногу, начав со ступни, словно проверяя, цела ли она. Видимо, что-то оказалось не так – он добрел до перелаза и сел на приступку, с которой я только что встала.

Несомненно, я была в настроении оказать ему услугу или, во всяком случае, предложить ее, потому что я снова подошла к нему.

– Если вы нуждаетесь в помощи, сэр, то я могу привести кого-нибудь из Тернфилд-Холла или из Хея.

– Благодарю вас, но я справлюсь сам. Обошлось без переломов, просто небольшое растяжение. – Вновь он встал, нажал на ступню, и у него вырвалось невольное «ох!».

Еще не совсем стемнело, а луна уже светила в полную силу, и я могла его рассмотреть. Он был закутан в скрывавший его фигуру плащ с меховым воротником, со стальными застежками, и я увидела только, что он среднего роста и широкоплеч. Лицо у него было смуглое, с суровыми чертами и тяжелым лбом. В эту минуту его глаза под нахмуренными бровями были полны сердитой досады. Был он уже не первой молодости, но не выглядел и пожилым. Я дала ему лет тридцать пять. Страха я не испытывала – лишь легкую робость. Будь он героического вида красавцем, я бы не посмела задавать ему вопросы против его желания и предлагать ему непрошеную помощь. Молодых красавцев мне редко приходилось видеть, и ни разу в жизни я не разговаривала ни с одним. Теоретически я почитала красоту, элегантность, благородную смелость, обаяние, однако, повстречайся они мне воплощенными в живом мужчине, я инстинктивно уловила бы, что все это не имеет и не может иметь отношения ко мне, и отпрянула бы, точно от молнии, от огня – от всего, что ярко блещет, но может опалить.

Даже если бы этот незнакомец улыбнулся и был бы вежлив со мной, когда я заговорила с ним, если бы он отклонил предложенную помощь учтиво и с благодарностью, я бы пошла своей дорогой, не испытывая никакой потребности повторить свое предложение. Однако нахмуренные брови и его резкость ободрили меня: я осталась стоять на месте, когда он сделал мне знак идти дальше, и объявила:

– Я не могу оставить вас одного, сэр, на этой пустынной дороге, пока не увижу, что вы способны сесть в седло.

При этих моих словах он взглянул на меня (прежде он почти не поворачивал ко мне головы).

– Мне кажется, вам бы следовало быть сейчас дома, – сказал он. – Если ваш дом где-то здесь. Где вы живете?

– Неподалеку, ниже по дороге. И я ничуть не боюсь выходить в вечерние часы, если светит луна. Если вы пожелаете, я с большим удовольствием схожу за помощью в Хей. Собственно говоря, я как раз иду туда отправить письмо.

– Вы живете ниже по дороге? Вон в том доме с парапетом? – И он указал на Тернфилд-Холл, облитый бледными лучами луны и четко белевший на фоне леса, который по контрасту с небом на западе казался сплошным скоплением черных теней.

– Да, сэр.

– А чей это дом?

– Мистера Рочестера.

– Вы знакомы с мистером Рочестером?

– Нет. Я никогда его не видела.

– Так, значит, он сейчас в отсутствии?

– Да.

– А вы не могли бы сказать мне, где он сейчас?

– Я не знаю.

– Разумеется, вы не прислуга. Вы… – Он смолк, поглядел на мою одежду, как всегда очень простую: пелерина из черной шерсти, черная касторовая шляпка, какие бы не стала носить ни одна уважающая себя камеристка. Он, видимо, не мог понять, кто же я такая, и я ему помогла:

– Я гувернантка.

– А, гувернантка! – повторил он. – Прах меня побери, совсем забыл. Гувернантка! – И вновь моя одежда подверглась взыскательному осмотру. Через две минуты он встал с приступки и поморщился от боли, едва сделал первый шаг.

– Отправить вас за помощью я не хочу, – сказал он, – но вы могли бы сами помочь мне, если будете столь любезны.

– Разумеется, сэр.

– У вас нет зонтика, на который я мог бы опереться?

– Нет, сэр.

– Попытайтесь взять моего коня под уздцы и подвести его ко мне. Вы не боитесь?

Будь я одна, то, конечно, побоялась бы подойти к лошади, но, когда меня об этом попросили, я послушалась, положила муфточку на приступку перелаза, направилась к высокому коню и попыталась схватить уздечку, но он нервничал и отворачивал голову. Тщетно я вновь и вновь протягивала руку, смертельно боясь, что окажусь под передними копытами. Незнакомец некоторое время наблюдал за нами, а потом засмеялся.

– Вижу, – сказал он, – что гору подвести к Магомету не удастся, значит, у вас есть только один выход: помочь Магомету подойти к горе. Я вынужден попросить вас подойти сюда.

Я послушалась, и он продолжал:

– Извините меня, но необходимость вынуждает меня воспользоваться вами как костылем.

Он положил тяжелую руку мне на плечо и, опираясь на меня, дохромал до коня. Схватив уздечку, он тотчас подчинил его своей воле и вспрыгнул в седло, хотя при этом движении его лицо исказилось от боли.

– Теперь, – сказал он, разжав зубы, которыми закусил нижнюю губу, – будьте добры, подайте мне хлыст. Он упал под изгородь.

Поискав, я нашла хлыст и отдала ему.

– Благодарю вас. А теперь поспешите с письмом в Хей, чтобы вернуться как можно скорее.

При первом прикосновении шпор его конь вздрогнул и взвился на дыбы, но тут же понесся по дороге, пес бросился за ним, и все трое исчезли из виду,

Я взяла муфту и пошла дальше. Случилось небольшое происшествие и осталось позади. Да, это было незначительное происшествие, ничуть не романтичное, не интересное, но все же оно скрасило переменой один час однообразной жизни. В моей помощи нуждались, о ней попросили, и я ее оказала. Я радовалась, что могла что-то сделать, – хотя и пустячный, но это был поступок, а мне приелось бездейственное существование. И новое лицо было как новый портрет, помещенный в галерее памяти, такой непохожий на все остальные. Во-первых, потому что это было лицо мужчины, а во-вторых, потому, что оно было смуглым, сильным и суровым. Оно виделось мне, когда я добралась до Хея и сдала письмо в почтовую контору. Я видела его перед собой, когда быстро шла вниз по склону всю дорогу до дома. Когда я поравнялась с перелазом, то остановилась на минуту, осмотрелась, прислушалась. А вдруг вновь конские копыта простучат по мосту, вновь появятся всадник в плаще и похожий на Гитраша ньюфаундленд? Но я видела только живую изгородь, да прямо передо мной ива тянулась вверх навстречу лунным лучам. И я слышала только легкие вздохи ветра, порывами проносящегося между тернфилдскими деревьями в миле от меня. А когда я посмотрела вниз, туда, где раздавались эти вздохи, мой взгляд, скользнув по фасаду, задержался на освещенном окне, напомнившем мне, что час поздний и надо поторопиться.