Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк

Мы на крыше многоквартирного дома «Шеридан» рядом с Вашингтон-сквер, в Нью-Йорке. Давайте осмотримся. В свое время на этой крыше развернутся бурные события, и неплохо бы заранее познакомиться с местом действий.

Стоит «Шеридан» в самом сердце богемного, артистического квартала. Бросьте камнем из любого окошка, и непременно угодите по голове молодому декоратору по интерьеру или сверхсовременному скульптору, а на худой конец сочинителю новомодных верлибров (правильно, так им и надо). Крыша «Шеридана» – небольшая, уютная, высоко (на десять этажей) взлетевшая над улицей – выложена черепицей и окружена низкой стеной, с одного края которой – железная пожарная лестница. Спустившись по ней в случае крайности, вы окажетесь в открытом зале ресторана «Лиловый цыпленок», одном из многих оазисов огромного города, где, несмотря на «сухой закон», всегда можно, если вас тут знают, доверительно шепнуть несколько слов и получить «чай», особый такой. Сведения полезные, советую запомнить.

На другой стороне крыши, напротив пожарной лестницы, находится строение, именуемое «маленькой холостяцкой квартирой». Это домик с белыми стенами и красной крышей, а его владелец – холостяк, неприметный, но весьма достойный молодой человек по имени Джордж Финч. Родом из Ист-Гилиэда (штат Айдахо), он стал благодаря недурному наследству, доставшемуся ему от дядюшки, неотъемлемой частицей Латинского квартала, только не в Париже, а в Нью-Йорке. Ему не нужно зарабатывать на жизнь, и он, дав волю потаенным желаниям, прикатил в большой город попробовать себя в живописи. С раннего детства ему хотелось стать художником, и он стал им. Правда, пожалуй что, самым дрянным из всех, кто когда-либо брал в руки кисть.

Вот эта штуковина на крыше, похожая на привязной аэростат, – бак для воды, а приземистая продолговатая пристройка, похожая на беседку, – веранда, служащая Джорджу Финчу летней спальней. Растения, похожие на кусты в горшках, и есть кусты в горшках. Крепкий парень с метлой – камердинер Джорджа, его повар, лакей и вообще работник на все руки. Зовут его Муллет.

Импозантный же господин с квадратным подбородком, в роговых очках, сверкающих на солнце как бриллианты, – это Дж. Хамилтон Бимиш собственной персоной, автор знаменитых «Брошюр Бимиша» («Читайте Бимиша, и вы превратите мир в уютную раковину!»). Да, тот самый Бимиш, который столько сделал, чтобы научить жителей Соединенных Штатов наблюдательности, проницательности, предприимчивости, рассудительности, решительности, деловитости, организованности, властности, самоуверенности, напористости, оригинальности – в общем, практически всему, начиная с того, «как выводить цыплят», до умения сочинять стихи.

Любой читатель «Брошюр», увидев автора во плоти, помимо вполне естественного трепета, который охватывает нас, когда мы лицезрим великих, скорее всего удивится, как же он молод! Хамилтону Бимишу шел третий десяток.

Но мозг гения созревает быстро, и те, кто удостоился знакомства с Бимишем в начале его карьеры, утверждают: судя по его повадкам, он знал все, что следует знать, уже в десять лет.

Выбравшись на крышу, Хамилтон сделал несколько глубоких вздохов – носом, разумеется. Потом, поправив очки, бросил мимолетный взгляд на Муллета и, понаблюдав его секунду-другую, поджал губы.

– Все неправильно! – изрек он, качая головой.

Голос у него был резкий и звучный, как и подобает тем, кто властвует над людьми. В сущности, голос этот походил на рев тюленя, просящего рыбы. Услышав его прямо за спиной, Муллет, напряженный как тетива, подскочил дюймов на восемнадцать и нечаянно проглотил жвачку. И то сказать, без предупреждения! Великий мыслитель носил туфли на резине («Они спасают ваш позвоночник!»).

– Все неправильно! – повторил Бимиш.

Уж если Хамилтон Бимиш говорит «Все неправильно!» – значит, так оно и есть, ибо мыслил он ясно, судил смело, без всяких там недомолвок, резал без обиняков.

– Неправильно, сэр? – выговорил Муллет, когда, убедившись, что это не бомба, сумел говорить.

– Неправильно. Неэффективно. Слишком много движений пропадает впустую. От мускульного напряжения, которое вы вкладываете в работу, коэффициент полезного действия – процента шестьдесят три – шестьдесят четыре. Так нельзя. Пересмотрите свою методу. Полисмен тут, случайно, не появлялся?

– Полисмен, сэр?

Хамилтон досадливо прицокнул языком. Да, пустая трата энергии, но даже у экспертов есть чувства.

– Ну да, полисмен! По-ли-цей-ский.

– А вы, сэр, ждете полисмена?

– Ждал и жду.

Муллет откашлялся.

– Ему что-то нужно, сэр? – нервозно осведомился он.

– Ему нужно стать поэтом. И я сделаю из него поэта.

– Поэта, сэр?

– А что такого? Я могу сделать поэта из двух палок и апельсиновой корки. Только бы они тщательно изучали мою брошюру. Этот субъект написал мне, объяснил все обстоятельства и выразил желание развивать свое высшее «я». Меня его случай заинтересовал, и я взялся обучить его по специальной методе. Сегодня он будет обозревать город с крыши, а потом опишет пейзаж своими словами. А я выправлю текст, объясню ошибки. Простенькое упражнение!

– Понятно, сэр.

– Однако он опаздывает на десять минут. Надеюсь, у него основательные причины. А кстати, где мистер Финч? Мне бы хотелось поговорить с ним.

– Мистер Финч вышел, сэр.

– Все время куда-то уходит. Когда его ждете?

– Не знаю, сэр. Все зависит от барышни.

– А, так мистер Финч ушел на свидание с барышней?

– Нет, сэр. Он ушел на нее смотреть.

– Смотреть? – Автор популярных брошюр снова не удержался и прицокнул языком. – Что за чепуха! Никогда не болтай чепухи, это тоже пустой расход энергии.

– Но, мистер Бимиш, это совершенная правда! Он с ней не говорит, а только смотрит на нее.

– Не понимаю.

– Как бы это объяснить?.. Недавно я приметил, что мистер Финч стал… м-м… э-э-э… ужасным привередой.

– Привереда – это кто?

– Ну, разборчивый очень, сэр. Когда выбирает, какой, например, костюм надеть.

– Так и говорите, Муллет, – «разборчивый». Избегайте жаргона. Стремитесь к чистому стилю. Почитайте мою брошюру «Английский язык». Значит, он…

– Разборчив в одежде, сэр. Наденет синий костюм с розоватой искрой, а потом вдруг остановится у лифта, вернется и переоденется в серый. А галстуки, мистер Бимиш! На него просто не угодишь! Вот я и подумал: «Ага! Пахнет жареным!»

– Что вы подумали?

– Пахнет жареным, верно, мистер Бимиш?

– Почему вы употребили эту отвратительную фразу?

– То есть, сэр, я хочу сказать: «Пари держу, он влюбился!»

– И как, выиграли?

– А то, сэр! – Муллет искрился лукавством. – Очень уж меня разобрало, и чего это с мистером Финчем творится? Я и позволил себе вольность, пошел за ним. Проследил до Семьдесят девятой улицы.