Борис Васильев - Аты-баты, шли солдаты

– Я – в одиночном, – девочка очень серьезно вздохнула. – У нас в этом виде с медалями плохо. Спасибо, дедушка. – И, деловито кивнув на прощанье, укатила прочь.

Старик засмеялся, покрутил головой и, немного понаблюдав за девочкой, поднялся. Взял авоську и пошел к дому, осторожно ступая чинёными яловыми сапогами.

Капитан и старший лейтенант Алексеев шли по улице военного городка. Здесь все знали друг друга, и капитану приходилось то и дело отвечать на приветствия встречных и обгоняющих.

– Ты извини, специально не знакомлю, – сказал он Алексееву.

– Понятное дело. Шапочное знакомство не для нашей службы. Тут либо все надо знать, либо – ничего.

– Тут и так все всё знают, – капитан невесело усмехнулся. – Вот, к примеру, есть у меня старик. Отец моей жены, а мне, стало быть, тесть, да? Как пришел приказ об академии, все время о нем думаю, но с Любой, с женой своей, еще не говорил. По правде сказать, тяну. Не решаюсь. Понимаешь, тащить его с собой в Москву совершенно невозможно. Там первое время наверняка в общежитии мыкаться, а его туда вообще могут и не пустить. Но даже если удастся снять квартиру…

– А здесь его разве нельзя оставить? – удивился старший лейтенант. – Ты тут – по первому номеру, в академию от части едешь. Пенсию твой тесть получает?

– Получает, дело не в деньгах. Беспомощный он какой-то, неприспособленный. Вечно всем помогать норовит, а ничего не выходит. И руки дрожат, и видит плохо. И потом, пить ему совершенно нельзя. Категорически.

– А он что, закладывает?

– Нет, что ты. Но сейчас за ним Люба присматривает, а если один останется, все может быть. Уговорят, разжалобят, затянут. А для старика две-три рюмки – это конец.

– А кроме вас у него никого нет?

– У меня – никого, а у Любы – брат. В Сызрани. Жена у него – стерва. Боюсь, обижать старика начнет. Но я принял решение все-таки отправить его в Сызрань. Нет у меня иного выхода. Так что ты, старшой, не удивляйся, когда о нас тут услышишь. Для того все и рассказал.

– Догадываюсь.

– Может, зайдешь к нам? – спросил капитан. – Отвальный вечер, с офицерами познакомлю. Да и старика сам увидишь.

– Извини, нет, – твердо сказал старший лейтенант. – Не люблю в чужом пиру похмелья, капитан.

Старик стоял в подъезде и, перехватывая авоську из руки в руку, пытался открыть почтовый ящик. Давалось это ему нелегко, но он наконец-таки попал ключом в замок, откинул крышку и вытащил из ящика газеты. При этом на ступеньку лестницы упала открытка. Покряхтев, старик поднял ее и, вскинув на лоб очки, принялся читать, медленно шевеля губами:

– Дорогой друг! Наши отцы погибли в одном бою. Если хочешь почтить их память, приезжай шестого марта, в годовщину боя, на станцию Подбедня…

И пока старик читал открытку, возник стук доброй сотни пар сапог об утоптанную землю казарменного плаца и послышался рыкающий голос старшины:

– Рраз-два-трри! Рраз-два-трри! Рраз!.. Левое плечо вперед… маррш! Ррота, ножку!..

Рота курсантов военного училища военного времени вытягивалась на плац. Восемьдесят шесть пар новеньких кирзачей старательно выколачивали пыль из притоптанной земли. Роту вел кряжистый старшина-сверхсрочник, подавая команды с обычным для училищных старшин удваиванием рычащих звуков:

– Ррота… стой! Напрра-во! Подрравняйсь! Смиррна! Стоять вольно!

Рота стояла посреди пыльного плаца, повернувшись фронтом к накрытому красной скатертью столу, на котором стопками были сложены офицерские погоны зеленого фронтового цвета.

Кабинет начальника училища выходил окнами на плац. Возле открытого окна стоял сам начальник, старый полковник с седыми игольчатыми бровями, и рядом с ним – крутощекий улыбающийся майор, в рюмочку перетянутый портупеей, с медалями на щегольски отутюженной гимнастерке.

– Орлы, товарищ полковник! – Майора прямо-таки распирало от радости. – Орелики! До чего же мне, товарищ полковник, повезло: без волокиты, без ожиданий получаю у вас целый курс лейтенантов. Восемьдесят шесть душ. Аж на три души больше, чем фронт заказывал!

Начальник училища подвигал бровями и хмуро покосился на развеселившегося майора.

– Ваши ребята в младших лейтенантах не засидятся, – распинался тот. – Кроме того, через месяц каждому гарантирую орден.

– А жизнь? – скучно спросил полковник.

– Война, товарищ полковник, – развел руками майор. – Либо грудь в крестах, либо голова в кустах.

Полковник вздохнул:

– Относительно голов вы правильно высказались, майор. Исключительно правильно.

Майор хотел было обидеться, но передумал и снова несокрушимо заулыбался:

– Эх, жаль, оркестра у вас нет, товарищ полковник. Такой день! Ведь вот зачитаете вы сейчас приказ, и весь этот строй из курсантского превратится в офицерский. Какое мгновение! Надо бы оркестр. Личные поздравления каждому. Персональные рукопожатия. Чтобы запомнилось на всю жизнь.

– Жизнь, – повторил полковник и снова вздохнул: – Вы, майор, под словом «жизнь» понимаете завтрашний день плюс что-то бесконечно длинное. Не так ли?

– Так точно, – улыбнулся майор. – А вы, товарищ полковник?

– Гм, гм… – хмуро прокашлялся начальник училища. – Я этих мальчишек, майор, каждые четыре месяца выпускаю. Каждые четыре, трижды в год. Посему за словом «жизнь» вижу только их путь до фронта плюс еще несколько дней до первого боя. А там – как повезет. – Он одернул китель и двинулся к дверям. – Идемте на плац, майор. Пора.

– Товарищ полковник, – вдруг невероятно проникновенно сказал майор. – Уважьте личную блажь!

Полковник остановился, чуть поднял брови:

– Блажь?

– Так точно. Разрешите зачитать поименный список личного состава, – попросил майор. – Ведь моими хлопцы станут. Хочу к фамилиям привыкнуть.

– Сделайте милость, – пожал плечами полковник. – Можете заодно и приказ зачитать.

– Нет, приказ лучше вы. Чтобы звучнее. А я – только фамилии.

– Сделайте милость, – еще раз сказал полковник и вышел из кабинета.

Выпускная рота – восемьдесят шесть курсантских душ – замерла в строю, держа равнение на середину, где среди офицеров стоял начальник училища и будничным голосом заканчивал чтение приказа:

– …Всех поименованных ниже курсантов считать закончившими ускоренный курс пехотного училища с присвоением каждому поименованному воинского звания «младший лейтенант». Приказ подписал начальник Главного управления кадров Советской армии.

Полковник опустил руку с приказом и обвел глазами строй, вглядываясь в каждое лицо. А лица в подавляющем большинстве были мальчишескими и сейчас сияли от счастья.

Полковник пожевал губами, точно готовясь сказать нечто очень важное, но сказал скучно:

– Фамилии получивших офицерские звания сейчас будут зачитаны.