Висенте Бласко-Ибаньес - Детоубийцы

Всѣ важныя особы оставались довольны старымъ рыбакомъ. Онъ былъ, правда, дерзокъ, грубъ, какъ истый сынъ лагуны. Если онъ не умѣлъ льстить на словахъ, то тѣмъ лучше умѣлъ онъ это дѣлать ружьемъ, почтеннымъ, и такъ часто исправленнымъ, что трудно было сказать, какимъ оно было прежде. Дядюшка Голубь былъ удивительный стрѣлокъ. Мѣстные анекдотисты врали на его счетъ, утверждая напр., что однажды онъ однимъ выстрѣломъ убилъ четырехъ лысухъ. Желая сдѣлать удовольствіе важной особѣ, посредственному стрѣлку, онъ становился сзади него въ баркѣ и выпускалъ зарядъ въ одно время съ нимъ съ такой точностью, что оба выстрѣла сливались, и охотникъ, при видѣ падавшей птицы приходилъ въ восторгъ отъ своей ловкости, тогда какъ рыбакъ за его спиной насмѣшливо улыбался. Лучшимъ его воспоминаніемъ былъ генералъ Примъ. Онъ познакомился съ нимъ однажды бурной ночью, перевозя его на своей баркѣ черезъ оэеро. Время было печальное. Кругомъ рыскала погоня. Генералъ, переодѣтый рабочимъ, бѣжалъ изъ Валенсіи, послѣ неудачной попытки поднять гарнизонъ. Дядюшка Голубь проводилъ его до самаго моря и когда онъ его снова увидѣлъ много лѣтъ спустя, тотъ былъ уже главой правительства и идоломъ націи. Ради отдыха отъ политики онъ иногда убѣгалъ изъ Мадрида, чтобы поохотиться на озерѣ, и дядюшка Голубь , ставшій послѣ того приключенія болѣе смѣлымъ и фамильярнымъ, бранилъ его, какъ мальчика, каждый разъ, когда генералъ промахивался. Онъ совершенно не признавалъ великихъ людей: люди дѣлились въ его глазахъ на хорошихъ и плохихъ охотниковъ. Когда герой стрѣлялъ и не попадалъ въ цѣль, рыбакъ приходшгъ въ такую ярость, что обращался съ нимъ на ты. «Генералъ… промаховъ! И это тотъ герой, который совершилъ столько подвиговъ, тамъ въ Мароко? Смотри и учись!» И въ то время, когда славньй ученикъ смѣялся, рыбакъ, почти не цѣлясь, выпускалъ зарядъ и въ воду падала, какъ мячъ, лысуха.

Всѣ подобные анекдоты придавали дядюшкѣ Голубю огромный престижъ въ глазахъ населенія озера. Ему стоило бы только открыть ротъ, чтобы попросить чего‑нибудь у своихъ покровителей!.. Но онъ вѣчно замкнутъ и несговорчивъ, обращается съ важными людьми, какъ съ собутыльниками, заставляя ихъ смѣяться надъ его грубостями въ моменты нераслоложенія или надъ его хитроумными фразами на двухъ языкахъ, когда онъ хотѣлъ быть любезнымъ.

Онъ былъ доволенъ своей жизнью, хотя съ годами она становилась все тяжелѣе. Рыбакъ, вѣчный рыбакъ! Онъ презиралъ людей, обрабатывавшихъ рисовыя поля. Они были мужиками , и въ его устахъ это слово звучало самой худшей бранью.

Онъ гордился тѣмъ, что былъ человѣкомъ воды и часто предпочиталъ слѣдовать по извилистымъ каналамъ вмѣсто того, чтобы сократить путь, идя по берегу. Онъ не признавалъ никакой другой твердой земли, кромѣ Деесы, гдѣ онъ иногда охотился за кроликами, обращаясь въ бѣгство при приближеніи сторожей и съ удовольствіемъ ѣлъ и спалъ бы въ баркѣ, которая была для него тѣмъ же, чѣмъ раковина для обитателей воды.

Въ старикѣ вновь ожили инстинкты первобытныхъ расъ, жившихъ на водѣ.

Для полнаго счастья ему не нужно было семейной ласки, хотѣлось жить, какъ живетъ рыба въ озерѣ или птица въ тростникѣ, которая сегодня вьетъ свое гнѣздо на островкѣ, а завтра въ камышахъ. Отецъ рѣшился его женить. Онъ не хотѣлъ видѣть, какъ запустѣетъ хижина, дѣло его рукъ, и водяной бродяга былъ теперь вынужденъ жить въ сообществѣ съ себѣ подобными, спать подъ соломенной крышей, платить священнику и слушаться старосты острова, – мошенника, какъ онъ выражался, который снискивалъ себѣ покровительство господъ изъ города, чтобы не работать.

Образъ жены почти не сохранился въ его памяти. Она прожила рядомъ съ нимъ много лѣтъ, не оставивъ въ немъ никакихъ другихъ воспоминаній, какъ о своемъ умѣніи чинить сѣти и той бойкости съ которой она по пятницамъ мѣсила тѣсто, въ печи подъ круглой бѣлой крышей, походившей на африканскій муравейникъ, которая стояла на самомъ концѣ острова.

У нихъ было много, очень много дѣтей… За исключеніемъ одного они всѣ къ счастью умерли. Это были блѣдныя, болѣзненныя существа, порожденныя съ гнетущей мыслью о пропитаніи, родителями, сходившимися только для того, чтобы согрѣть другъ друга, дрожавшихъ отъ болотной лихорадки. Казалось, они рождались съ перемежающейея лихорадкой вмѣсто крови въ жилахъ. Одни умерли отъ истощенія, питаясь одной только рыбой, водящейся въ прѣсной водѣ, другіе утонули въ каналахъ около дома. Выжилъ только одинъ, младшій, который цѣплялся за жизнь съ безумнымъ страхомъ, не поддаваясь лихорадкѣ и выжимая изъ истощенной груди матери ту скудную пищу, которую ему могло дать ея вѣчно больное тѣло.

Дядюшка Голубь переносилъ эти несчастья, какъ нѣчто логическое и неизбѣжное. Надо благодарить Бога, который заботится о бѣдныхъ! Просто нестерпимо видѣть, какъ раэростаются бѣдныя семейства и если бы не милость Господа, который время отъ времени убиралъ эту проклятую дѣтвору со свѣту, въ озерѣ не осталось бы пищи для всѣхъ и они пожрали бы другъ друга!..

Жена Голубя умерла, когда послѣдній, уже пожилой, былъ отцомъ семилѣтняго ребенка. Рыбакъ остался одинъ въ хижинѣ съ сыномъ Тони. Мальчикъ былъ не глупъ и такой же хорошій работникъ, какъ его мать. Стряпалъ обѣдъ, исправлялъ изъяны хижины и учился у сосѣдокъ, чтобы отецъ не чувствовалъ отсутствія въ домѣ женщины. Все онъ дѣлалъ съ серьезнымъ видомъ, какъ будто страшная борьба за существованіе оставила на его лицѣ неизгладимый отпечатокъ грусти. Отецъ былъ счастливъ, когда шелъ къ баркѣ въ сопровожденьи мальчугана, почти невидимаго подъ грудой сѣтей. Онъ росъ очень быстро, становился все сильнѣе и дядюшка Голубь съ гордостью смотрѣлъ, съ какой ловкостью онъ вынималъ изъ воды сѣти или управлялъ баркой по озеру.

– Онъ самый настоящій мужчина во всей Альбуферѣ – говорилъ онъ друзьямъ. Тѣло его окрѣпло теперь послѣ болѣзней, которыми оно страдало въ дѣтствѣ.

Женщины Пальмара также не могли нахвалитъся его добрымъ нравомъ. Никогда никакихъ безумствъ съ молодежью, собиравшейся въ трактирѣ, никакихъ забавъ съ нѣкоторыми пропащими головами, которыя послѣ рыбной ловли растягивались на животѣ въ камышахъ, позади какой‑нибудь хаты и проводили цѣлые часы съ засаленными картами въ рукахъ. Всегда серьозный и трудолюбивый, Тони никогда не давалъ отцу малѣйшаго повода быть недовольнымъ. Дядюшка Голубь , не любившій ловить рыбу въ компаніи, такъ какъ приходилъ въ ярость при малѣйшемъ промахѣ и былъ готовъ побить товарища, никогда не бранилъ сына и когда въ минуты нерасположенія сердито пыхтя хотѣлъ дать ему приказаніе, мальчикъ, догадываясь, въ чемъ дѣло, уже бѣжалъ исполнять его.