Даниил Хармс - Я родился в камыше… (сборник)

; в мае: «Сижу в Архангельске, а собираюсь к морским поездкам в Мурман и на Печору» [11] ОР РНБ. Ф. 874. № 119. Л. 137. ; в августе: «Вернулся из долгого и дальнего странствования. Всего 19° не доехал до Северного полюса, объехал все города Архангельской губернии, был в Норвегии, плавал во льдах за 70° северной широты, подымался по р. Печоре до Усть-Цельма… Одним словом, три месяца колесил по всему северу России. 7 сентября еду в новую командировку – в Пермскую губернию. И опять надолго. <���…> Жена моя была на даче в Луге, а теперь переехала к сестре в Царское Село, пока погода стоит хорошая. Мальчик окреп. Большой буян» [12] ОР РНБ. Ф. 874. № 119. Л. 139–140. ; в ноябре: «Побыв короткое время дома (на даче в Луге), отправился в новую командировку, в Пермскую губернию. Перевалив Уральский хребет, объехал все города Пермской губернии и Тюмень. Теперь отсиживаюсь в Екатеринбурге, где ревизия касс в полном ходу. Полагаю, что придется здесь пробыть еще дней 10» [13] ОР РНБ. Ф. 874. № 119. Л. 141 об. – 142. . Таким образом, в этом 1909 г. Ювачев был дома в общей сложности едва ли более трех месяцев [14] О подобной же ситуации дают представление письма Ювачева и за другие годы. . Надо полагать, что папа успел к рождению в этом году своего нового ребенка: «2 декабря родилась дочь Елизавета. Еще не крестили» [15] РО ИРЛИ. Ф. 139. № 364. Л. 34 (письмо от 25 декабря из Петербурга). . Тем временем, как сказано в одном из писем (см. выше): «Мальчик окреп» – это о сыне Дане.

Повседневным окружением мальчика на протяжении всего детства и отрочества были: сотня одетых в невзрачную униформу женщин – вчерашних заключенных и еще столько же (и также одинаково одетых) старушек из Богадельни и девочек-подростков из Дома Трудолюбия [16] Даже летом на даче в Тарховке это окружение его не оставляло. В феврале 1911 г. Ювачев писал своей знакомой: «Сейчас в Вильно на ревизии. Вернусь к Пасхе. К тому времени (середина апреля) у нас будет готов, Бог даст, свой собственный дом по дороге в Сестрорецк, между станциями Тарховка и Разлив. Семья в апреле туда переедет на все лето, потому что в нашей зимней квартире с апреля должен быть ремонт и переделка под гладильню. С осени у нас будет новое помещение в Убежище, в новом здании. Для постройки собственного дома – дачи около „Разлива“, землю арендовали на 99 лет, и постройка отчасти ведется в долг. Жене очень хочется иметь свою дачу, а главное – свое хозяйство» (РО ИРЛИ. Ф. 139. № 364. Л. 39 об. – 40). Семья Ювачевых арендовала землю, по-видимому, у того же Тюремного управления, оно в этом году строило здесь же (и 8 июля 1911 г. открыло) приют все для тех же неприкаянных детей, родители которых находились в тюрьме (Новые учреждения… С. 7). . На всех (и на всем) была печать принадлежности к тюремному ведомству.

Показателем благополучия были два фактора: соблюдение чистоты и дисциплины.

Наведение чистоты было в Убежище, если можно так выразиться, профессиональным занятием: паровая прачечная, приносившая доход заведению, давала работу трети жилиц, остальные, пропорционально, занимались сушкой белья и глажением [17] См., например: Петербургский Дамский Благотворительно-Тюремный Комитет: Отчет за 1910 г. СПб., <1911>. С. 16. .

По тому немногому, что известно о характере Колюбакиной, можно судить, что она обладала независимым и сильным характером [18] Об этом дает представление обмен письмами между нею и будущим мужем; за две недели до венчания Ювачев категорически потребовал от невесты прекратить курение (разговор об этом, видно, уже был ранее): «Вы хвастались своею силою воли. Где она? Ее не хватает и на такие пустяки, как бросить папироску. <���…> Право, мне страшно обидно, что я строго должен говорить с Вами из-за поганой папироски. И это теперь, когда Вы невеста! Что же будет дальше?» ( Строганова Е. Н. К биографии Даниила Хармса… С. 316). Надежда Ивановна отвечала с достоинством: «Я не курю, напрасны все Ваши беспокойства, одна папироска, выкуренная мною при Княгине, не означает, что я начала опять курить. Потом, голубчик, Вы совершенно напрасно думаете, что меня строгость с Вашей стороны могла бы заставить бросить курить, я бросила только ради любви к Вам…» (Там же. С. 317). и даже, как видно, злоупотребляла своим правом командовать и распоряжаться: «Ты осуждала сестру мою Анну за крик на ребят, – писал ей муж в феврале 1911 г., – но ты сама стала второй Анной. Ты на Даню целый день кричишь. Хорошо, что он привык к твоим крикам и они его не трогают. Но худо и то, что он перестает слушаться. <���…> На мой взгляд, у тебя, Надя, делаются неприятности с людьми. Ты до того привыкла браниться, что не замечаешь ни своих криков, ни своей брани» [19] Цит. по: Шубинский В. Даниил Хармс: Жизнь человека на ветру. СПб.: Вита Нова, 2008. С. 37. .

Если, как мы узнаем из этого письма, Даня уже в пять лет переставал «слушаться» маму, реагируя таким образом на ее агрессивную манеру воспитания, то с отцом его отношения были более замысловатыми.

С младенчества и все детство и отрочество Дани папа был для сына чудесной легендой, мифом, родом иконы: «Данилушка наш прекрасно выговаривает теперь „папа“ и все время смотрит на твой портрет» (11 сентября 1906 г.) [20] Здесь и далее цитируются письма Н. И. Колюбакиной мужу: Строганова Е. Н. Из ранних лет Даниила Хармса: Архивные материалы // Новое литературное обозрение. 1994. № 6. С. 68. ; «Данилушка все целует твой портрет и всем другим дает» (30 января 1907 г.) [21] Здесь и далее цитируются письма Н. И. Колюбакиной мужу: Строганова Е. Н. Из ранних лет Даниила Хармса: Архивные материалы // Новое литературное обозрение. 1994. № 6. С. 68. ; «Ты спрашиваешь, помнит ли Данюк своего папу? Да еще как, каждый день требует с моего столика твой портрет, всем его показывает, целует и говорит: ПАПА, ПАПА» (11 июня 1907 г.) [22] Здесь и далее цитируются письма Н. И. Колюбакиной мужу: Строганова Е. Н. Из ранних лет Даниила Хармса: Архивные материалы // Новое литературное обозрение. 1994. № 6. С. 68. ; «Твой новый портрет Даня просил повесить перед его письменным столом, где теперь он и висит» (3 февраля 1911 г.) [23] Здесь и далее цитируются письма Н. И. Колюбакиной мужу: Строганова Е. Н. Из ранних лет Даниила Хармса: Архивные материалы // Новое литературное обозрение. 1994. № 6. С. 70. .

Когда папа на короткий срок появлялся в семье, это всякий раз было чудесным подарком, оставлявшим на долгое время яркое впечатление: «С твоей легкой руки теперь ежедневно Данька заводит граммофон, надоел так, что я прямо бегу в контору» (19 сентября 1910 г.) [24] Здесь и далее цитируются письма Н. И. Колюбакиной мужу: Строганова Е. Н. Из ранних лет Даниила Хармса: Архивные материалы // Новое литературное обозрение. 1994. № 6. С. 68. ; «Даня с восторгом вспоминает, как ты его водил в кинематограф, всем об этом рассказывает» (20 сентября 1910 г.) [25] Здесь и далее цитируются письма Н. И. Колюбакиной мужу: Строганова Е. Н. Из ранних лет Даниила Хармса: Архивные материалы // Новое литературное обозрение. 1994. № 6. С. 70. ; «Сегодня все тебя вспоминал и уверял, что у него начинает так же, как у Папы, борода расти» (10 октября 1910 г.) [26] Здесь и далее цитируются письма Н. И. Колюбакиной мужу: Строганова Е. Н. Из ранних лет Даниила Хармса: Архивные материалы // Новое литературное обозрение. 1994. № 6. С. 70. . Дело было, конечно, и в том, что всякий раз папа оказывался «пришельцем» из неблизкого и неведомого мира, ведь долгие отлучки, безусловно, объяснялись необходимостью ехать в дальние (и для ребенка загадочные) края. Но в еще большей степени с папой ассоциировались те новые знания, которые являлись сыну в недолгих, но оставлявших глубокий след занятиях с отцом.

Читать дальше