Френсис Фицджеральд - Издержки хорошего воспитания (сборник)

– Звать нас с тобой теперь, милый, «Голова и плечи», – сказала она нежно. – Так вот, плечам придется еще немножко потрястись, пока голова не устаканится.

– Мне это не по душе, – объявил он мрачно.

– Понимаю, – ответила она с нажимом, – однако на твое жалованье нам даже за квартиру не заплатить. Не думай, что я рвусь на публику, я вовсе не рвусь. Я хочу быть только твоей. Только это ведь и свихнуться недолго, если сидеть в одиночестве дома и считать подсолнухи на обоях, дожидаясь, когда ты придешь с работы. Как начнешь зарабатывать триста в месяц, я сразу брошу сцену.

Как бы ни страдало его самолюбие, Хорас вынужден был признать, что ее план куда разумнее.

Март сменился апрелем. Май сделал строгое и велеречивое внушение бунтовщикам – паркам и ручьям Манхэттена, и они были очень счастливы. Хорас, у которого вообще не имелось никаких привычек – так как никогда раньше не было времени их сформировать, – оказался податливейшим материалом, чтобы вылепить прекрасного мужа, а поскольку у Марши не было решительно никакого мнения об интересующих его предметах, никаких разногласий между ними не возникало. Умственные их сферы практически не пересекались. Марша играла роль домашнего эконома, а Хорас продолжал существовать в своем прежнем мире абстрактных идей, регулярно выныривая из него, чтобы громогласно и очень приземленно выразить жене свое обожание и восторг. Она не переставала его изумлять оригинальностью и непредвзятостью мышления, деятельным трезвомыслием, неизменной жизнерадостностью.

А коллеги Марши по варьете, куда она к этому моменту переместила свои таланты, поражались той невероятной гордости, с которой она отзывалась об умственных способностях мужа. Они-то знали Хораса как очень худого, неразговорчивого, незрелого с виду юнца, который каждый вечер забирал ее домой после спектакля.

– Хорас, – сказала Марша однажды вечером, встретившись с ним, как обычно, в одиннадцать, – ты вот стоишь там в свете уличных фонарей и страшно похож на привидение. Ты что, похудел?

Он невнятно качнул головой:

– Не знаю. Мне сегодня прибавили жалованье до ста тридцати пяти, и…

– Слышать ничего не хочу, – строго заявила Марша. – Ты не спишь по ночам и этим себя убиваешь. Читаешь все эти толстые книги по экономии…

– Экономике, – поправил Хорас.

– В общем, читаешь их каждую ночь, когда я уже сплю. И еще ты опять начал сутулиться, как до свадьбы.

– Но, Марша, я должен…

– Ничего ты не должен, дорогой. Тут у нас пока вроде как я за старшего, и я не позволю, чтобы мой милый испортил себе глаза и здоровье. Тебе нужно хоть немножко двигаться.

– Я двигаюсь. Каждое утро я…

– Да знаю я! Только от этих твоих гантелей ни жарко ни холодно. Я имею в виду – двигаться как следует. Тебе нужно записаться в спортивный зал. Помнишь, ты мне когда-то рассказывал, что раньше был отличным гимнастом и тебя даже пригласили в университетскую команду, да только ты туда не пошел, потому что был слишком занят Гербертом Спенсером? [17] Герберт Спенсер (1820–1903) – британский философ и социолог, один из родоначальников эволюционизма, идеолог либерализма.

– Раньше мне нравилась гимнастика, – задумчиво произнес Хорас, – только где теперь взять на это время?

– Ну ладно, – сдалась Марша, – давай баш на баш. Ты записываешься в зал, а я за это прочитываю одну книжку из того, коричневого, ряда.

– «Дневник Пипса»? [18] Сэмюэл Пипс (1633–1703) – английский чиновник морского ведомства, автор знаменитого дневника о повседневной жизни лондонцев периода Реставрации Стюартов. Ну, она должна тебе понравиться. Совсем легкое чтение.

– Только не для меня. Мне это будет как съесть кусок стекла, а потом переваривать. Но ты столько раз говорил, как это расширит мой кругозор! В общем, давай так: ты ходишь в зал три вечера в неделю, а я набиваю себе мозги этим Сэмми.

Хорас задумался:

– Ну…

– Все, решили! Ты ради меня будешь крутить «солнце», а я ради тебя – повышать свой культурный уровень.

В конце концов Хорас согласился и на протяжении всего немилосердно жаркого лета проводил по три, а то и по четыре вечера в неделю, экспериментируя на трапеции в зале Скиппера. А в августе признался Марше, что это способствовало более продуктивной умственной работе в течение дня.

– Mens sana in corpore sano [19] В здоровом теле здоровый дух ( лат. ). , – добавил он.

– Да не верь ты в эту белиберду, – откликнулась Марша. – Я вот как-то попробовала одно из этих патентованных средств, и никакого эффекта. Ты давай продолжай заниматься гимнастикой.

Однажды вечером, в начале сентября, когда он исполнял сложную комбинацию на кольцах в почти пустом зале, к нему вдруг обратился задумчивый толстяк, который наблюдал за ним уже не первый день.

– Эй, парень, повтори-ка ту штуку, которую делал вчера.

Хорас улыбнулся ему, сидя на трапеции.

– Я ее сам придумал, – похвастался он. – А идею позаимствовал из четвертого постулата Евклида.

– Он в котором цирке работает?

– Он уже умер.

– Понятно, сломал шею, когда крутил этот номер. Я тут вчера сидел и думал: уж ты-то свою точно сломаешь.

– Вот так! – сказал Хорас, раскачался на трапеции и показал еще раз.

– И плечевые да шейные мышцы у тебя это выдерживают?

– Сперва было туго, но я за неделю сумел поставить под этим «quod erat demonstrandum» [20] «Что и требовалось доказать» ( лат. ). .

– Гм!

Хорас еще немного покачался на трапеции.

– А выступать ты никогда не думал? – осведомился толстяк.

– Никогда.

– Денежки-то немалые, если сможешь выдавать такие трюки и при этом не убиться.

– Я еще вот как могу, – объявил Хорас, и тут челюсть у толстяка отвалилась: он увидел, как Прометей в розовом трико еще раз посрамил богов и Исаака Ньютона.

На следующий вечер Хорас вернулся с работы и увидел, что Марша, довольно бледная, лежит на диване и дожидается его.

– Я сегодня дважды падала в обморок, – сообщила она без предисловия.

– Что?

– Да. Видишь ли, через четыре месяца у нас родится ребенок. Доктор сказал, я уже две недели назад должна была бросить танцы.

Хорас сел и задумался.

– Я, конечно, очень рад, – произнес он, – в смысле, я рад, что у нас будет ребенок. Но ведь это большие расходы.

– Я скопила двести пятьдесят долларов, – бодро сообщила Марша, – и мне еще должны за две недели.

Хорас быстренько подсчитал:

– Если прибавить мое жалованье, получается почти тысяча четыреста, и этого должно хватить на следующие полгода.

Марша заметно приуныла:

– Всего-то? Ну, я, конечно, могу найти еще на месяц песенный ангажемент. А в марте снова выйти на работу.

– Вот уж нет! – решительно объявил Хорас. – Ты будешь сидеть дома. Так, прикинем: будут счета от врачей, а кроме служанки, нам понадобится няня. Нам нужно больше денег.