Пелам Вудхаус - Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник)

– Верю, Эсмонд, конечно, верю. Продолжай же. Ты меня страшно заинтриговал.

– Вскоре она приехала. Старик Перебрайт нас познакомил. Взоры наши встретились.

– Ну, ясно.

– И не прошло и двух дней, как мы переговорили и пришли к общему мнению, что мы – родные души.

– Но потом она дала тебе от ворот поворот?

– Да, потом она дала мне от ворот поворот, но вот что я тебе скажу, Гасси. Хоть она и дала мне от ворот поворот, все равно она – путеводная звезда моей жизни. Мои тети… Еще портвейна?

– Благодарю.

– Мои тети, Гасси, постараются заморочить тебя баснями, что будто бы я люблю мою кузину Гертруду. Не верь ни единому слову. Вскоре после того, как Таратора дала задний ход, я поехал в Бейсингсток и пошел там в кино, и в том фильме был один малый, его отвергла любимая девушка, а он, чтобы она подумала хорошенько и пересмотрела свое решение, начал увиваться за другой.

– Старался возбудить в ней ревность?

– Вот именно. По-моему, неглупая мысль.

– Очень даже неглупая.

– И я подумал: если я начну увиваться за Гертрудой, возможно, Коротышка еще передумает. И стал увиваться.

– Понимаю. Рискованное, однако, дело, а?

– Рискованное?

– Что, если ты перестараешься и окажешься чересчур обаятельным? Ведь ты разобьешь ей сердце.

– Кому? Коротышке?

– Да нет, своей кузине Гертруде.

– О, с ней все в порядке, она влюблена в Коротышкиного брата. Сердцу Гертруды опасность не угрожает. Может, выпьем за успех моего предприятия, как ты считаешь, Гасси?

– Блестящая мысль, Эсмонд.

Я был, как вы легко поймете, страшно доволен. Грозная тень Эсмонда Хаддока больше не висела над жизнью Китекэта. Китекэту незачем беспокоиться из-за прогулок среди роз. Можно безо всяких опасений хоть на целый день выпустить Эсмонда Хаддока в розарий, где пребывает Гертруда Винкворт, и не опасаться никаких последствий. Я поднял стакан и осушил его за счастье Китекэта. Не берусь утверждать, что на глаза мои навернулись слезы умиления, но вполне возможно, что и навернулись.

Жалко было, конечно, что, не знакомый по условиям игры с Коротышкой, я не мог тут же на месте осчастливить Эсмонда Хаддока и вернуть в его жизнь померкший солнечный свет. Для этого мне достаточно было бы пересказать ему то, что я слышал от самой Коры Коротышки, а именно: что она его по-прежнему любит. Но пришлось ограничиться советом, чтобы он не терял надежды, а он сказал, что вовсе и не теряет, ни за какие графины.

– И я скажу тебе, Гасси, почему я не теряю надежду. Пару дней назад случилось одно многозначительное событие. Она обратилась ко мне с просьбой спеть песню на этом ее дурацком концерте, который она устраивает в деревне. Вообще-то, понятно, я такими делами не занимаюсь, но тут особые обстоятельства. Я ни разу в жизни не пел на деревенских концертах. А ты?

– Я – да. Много раз.

– Кошмарное, должно быть, испытание?

– Да нет, мне понравилось. Публике, может, и не очень сладко приходилось, но я получал удовольствие. Значит, ты волнуешься перед выступлением, Эсмонд?

– Честно сказать, Гасси, бывают минуты, когда от одной мысли об этом меня прошибает холодный пот. Но я напоминаю себе, что я – здешний молодой сквайр и пользуюсь любовью местных жителей, и поэтому все должно сойти благополучно.

– Правильный подход.

– Но тебе, наверно, интересно, почему ее просьбу, чтобы я выступил на этом ее концерте, будь он неладен, я назвал многозначительным событием? Сейчас объясню. Я вижу здесь недвусмысленное свидетельство того, что старая любовь не умерла. Нет, ведь правда, иначе с чего бы Коротышка стала просить меня выступить? Я, Гасси, возлагаю большие надежды на эту песню. Коротышка – эмоциональное, отзывчивое существо, и когда она услышит, как оглушительно меня приветствует восхищенная публика, на нее это подействует. Она смягчится. Растает. Я даже не удивлюсь, если она прямо так и скажет: «О, Эсмонд!» – и бросится мне на шею. Конечно, при условии, что меня не освищут.

– Тебя не освищут.

– Ты так думаешь?

– Никогда в жизни. Пройдешь на ура.

– Как ты меня утешил, Гасси!

– Стараюсь, Эсмонд. А что ты будешь петь? «Свадебную песнь пахаря»?

– Нет. Мне специально сочинили песню, слова тети Шарлотты, музыка тети Мертл.

Я поморщился. Не понравилось мне это. За время нашего с тетей Шарлоттой знакомства я что-то не заметил в ней признаков божественного огня. Конечно, не хотелось выносить приговор, не послушав, но я готов был на любое пари, что произведение, вышедшее из-под ее пера, будет, безусловно, не ахти.

– Слушай, – вдруг говорит Эсмонд Хаддок, – давай сейчас пройдемся вместе по моей песне, а?

– С большим удовольствием.

– Только сначала еще по глотку?

– Да, сначала еще по глотку. Благодарю.

Эсмонд Хаддок осушил стакан.

– Запев не будем трогать, там всякая чепуховина, «солнышко искрится, и щебечут птицы», все в таком духе.

– Согласен.

– Главное в этой песне – припев. Поется так. – Он набычился, как чучело лягушки, и заголосил: – Алло, алло, алло!

Я поднял руку:

– Минуточку. Что это должно означать? Телефонный разговор?

– Да нет же. Это охотничья песня.

– Ах, охотничья? Тогда понятно. А то я подумал, может, что-то наподобие шансонетки «Позвоню я моей милашке». Все ясно.

Он начал сначала:

Я опять поднял руку:

– Это мне не нравится.

– Что именно?

– Да вот «пам-пам» это.

– Просто такой аккомпанемент.

– И еще мне не нравится «Гасси». Получается ритмический перекос.

– А я разве спел: «Гасси»?

– Да. Ты спел: «Поскачем на охоту мы, пам-пам, время подошло, Гасси».

– Оговорился.

– В тексте этого нет?

– В тексте, конечно, нет.

– Я бы посоветовал на концерте этого не вставлять.

– Не буду. Поем дальше?

– Давай.

– На чем я остановился?

– Лучше начни сначала.

– Правильно. Еще глоток портвейна?

– Разве только самую малость.

– Так. Начинаем опять с самого начала, опускаем запев про солнышко и птичек и так далее, и вот: «Алло, алло, алло! В лесу уже светло. Поскачем на охоту мы, пам-пам, время подошло. Настал наш день, солнце и тень, алло, алло, алло!»

Кажется, мои дурные предчувствия насчет Шарлотты оправдывались. Это никуда не годилось. Будь ты хоть тысячу раз молодой сквайр, но кто вздумает выступить на деревенском концерте с такой ахинеей, тот неизбежно будет освистан.

– Все не так, – сказал я.

– Все не так?

– Ну подумай сам. Ты поешь: «Поскачем на охоту мы», – публика воодушевляется и готова слушать, что дальше, а ты опять за свое «алло, алло, алло». Возникает чувство разочарования.

– Ты так считаешь, Гасси?

– Я в этом убежден, Эсмонд.