Артур Генри - Неписанный закон

В девять часов он пошел на кухню и вернулся оттуда с четырьмя большими корзинами. Вооружившись каждый двумя корзинами, отец и дочь пешком отправились в Нью-Йорк. Перевоз на Двадцать третьей улице, конечно, очень сократил бы им путь, но они не воспользовались им. За перевоз пришлось бы уплатить шесть центов, а Карлу такие деньги казались весьма солидною суммою. Они с удовольствием прошлись до моста, перешли через него и направились дальше по Бродвею. Оба чувствовали себя вполне счастливыми в обществе друг друга. Добрых три часа добирались они до Вашингтонского сквера.

И Карл и Текла отлично знали эту часть города. На солнечной стороне сквера находился магазин двоюродного брата Карла, Вильгельма Ретинга, портного. Каждый раз, когда они попадали в город, они непременно заходили навестить родственника. Дом, который они теперь отыскивали, стоял на теневой стороне сквера. Это был старинный, трехэтажный дом из коричневого камня, с подвальным помещением.

Едва только они поравнялись с подъездом, как перед ними распахнулась входная дверь и на пороге появилась Лу в сопровождении молодого адвоката, нанимавшего комнату у её матери.

Лу и Текла посмотрели друг на друга и приветливо улыбнулись. Ни та, ни другая не признала свою прежнюю школьную подругу.

– Вам надо кого-нибудь видеть у нас? – спросила Лу, видя, что Текла и её отец сторонятся, давая ей и её спутнику дорогу.

– Здесь живет м-сс Сторрс? – спросила Текла.

– Да, я её дочь. Войдите, она как раз теперь дома.

Какое-то внутреннее чувство подсказывало Лу, что и ей надо вернуться домой на минутку.

– Может быть, она хочет поступить к нам на место, – подумала она. – Мне бы очень хотелось, чтобы мама наняла ее.

– Не потеряла ли она кошелек? – просила Текла.

– Как, вы его нашли? – воскликнула Лу. – Где именно?

– На Лафайет авеню в Бруклине.

– Отлично, – сказала Лу, направляясь обратно к входным дверям, – войдите. Мама будет очень рада получит обратно свой кошелек. Она ездила в Бруклин с визитами и заметила потерю, только вернувшись домой.

Они все вместе вошли в прихожую и Лу тотчас же послала горничную за м-сс Сторрс. Через несколько минут в комнату вошла м-сс Сторрс. Она все еще носила глубокий траур. Она сильно располнела за эти шесть лет и очень постарела. Лицо её носило теперь всегда отпечаток тихой грусти и полной покорности судьбе.

– Очень вам благодарна, – милостиво улыбаясь, сказала она Карлу, беря у него из рук портмоне. Старик неловко поклонился ей.

– О, да, – проговорил он, – мой долг…

– Вчера было слишком поздно идти к вам, а то он непременно отнес бы его вам сейчас же, как только нашел, – сказала Текла. – Он ужасно боялся, что вы будете волноваться, не находя портмоне.

– Да, я действительно очень волновалась, – милостиво призналась м-сс Сторрс. – Для меня это была бы большая потеря. Двадцать долларов для меня теперь очень крупная сумма. Мне ни разу не пришлось вынимать дорогою кошелек и я заметила, что потеряла, его только вернувшись уже домой. Мне так жалко, что мои обстоятельства не дают мне возможности дать вам половину вашей находки, – продолжала она с грустной, жалостливой улыбкой, обращаясь к Карлу. – Если бы не моя бедность, я бы с радостью отдала ее вам. Сколько мне следует ему дать, мистер Адамс?

– Он ни за что не согласится взять у вас хотя бы один цент, – вмешалась в разговор Текла. – Ведь, ты не возьмешь, правда, папа?

Видя, что он не вполне ее понимает, она торопливо заговорила с ним по-немецки.

– Они хотят заплатит тебе за находку кошелька.

– Нет, нет, – ответил он ей по-немецки.

– Мне не надо денег. Очень рад, что нашел ей её кошелек. – Он посмотрел на м-сс Сторрс, отрицательно замотал головою и стал пятиться к дверям. – Ну теперь все хорошо, – сказал он.

– В таком случае позвольте вам предложить четвертую часть находки, – сказала м-сс Сторрс, видимо обрадованная его отказом.

Но Текла отказалась и от этого предложения. Оба чувствовали себя в достаточной степени вознагражденными любезным обращением м-сс Сторрс и теми выражениями благодарности, которыми она проводила их до подъезда. Они ушли счастливые и довольные от м-сс Сторсс.

Карл и Текла шли по Вашингтонскому скверу между двумя громадными стенами снега. Деревья, покрытые белою пеленою, так и сверкали на солнце. Снег весело хрустел у них под ногами. Свежий утренний воздух пощипывал Текле щеки и вызвал на них яркий румянец. Глаза её возбужденно сверкали, точно они сами были полны снега и солнечных лучей. Оба ни словом не обмолвились о дивной прелести зимнего утра. Все время, пока они шли по блестевшему, белому городу, они упорно молчали, чувствуя себя и без слов совершенно счастливыми. Дойдя до средины Бруклинского моста они остановились, чтобы посмотреть на реку, на гавань и на целую сеть строений покрытых пеленою, которые расстилались у их ног. Вся решетка моста была покрыта мелким белым снегом, ялики беспрестанно мелькали то здесь, то там, бороздя реку в различных направлениях, на них также местами лежал снежный покров; у берегов толпились суда и высоко к солнцу вздымали свои мачты и паруса.

Они пересекали теперь сквер и Текла, сама того не замечая, беззаботно напевала какую то грустную мелодию. Услышав позвякивание бубенчиков, она оглянулась, чтобы посмотреть, как проедет переполненный публикою омнибус, и от всей души расхохоталась, когда полисмену сшибли с головы снежным комом его каску. Карл отчасти разделял её радостное настроение, хотя грустные мысли ни на минуту не оставляли его в покое. Иногда его глаза прояснялись, но тотчас же опять омрачались. Заслышав веселые крики, он бодро поднимал голову, но тотчас же опускал ее под наплывом мрачных опасений.

Карл до сих пор ни разу не обмолвился своему двоюродному брату о понесенной им денежной потере. Но сегодня он твердо решил все подробно ему рассказать. Он хотел высказать ему все своя опасения о будущности семьи и разузнать, нельзя-ли их так или иначе обеспечить.

У Вилльяма были твердо установившиеся взгляды на все вопросы жизни. После обеда Карл повел его в в гостиную и рассказал ему свою грустную повесть. Вилльям выслушал его с снисходительным и покровительственным видом, не лишенным доли симпатии. Разговаривали они по-немецки.

– Да, это тяжелый удар для тебя, – сказал Вилльям. – Надо было взять свой вклад до краха банка. Что же ты теперь поделываешь?

Карл на минуту задумался. Ему очень хотелось бы рассказать своему собеседнику, чем он теперь занимается. Работа обеспечивала ему существование, но он положительно не знал, каким образом заполучить обратно свои десять тысяч долларов. Был может, Вилльям ему поможет, но долгия размышления заставляли его хранить в секрете свою тайну из страха и осторожности.