Поль-Лу Сулицер - Зелёный король

– Вспомните, пожалуйста, когда это было?

– Незадолго до Нового года.

– А если более точно?

– В ноябре сорок первого года, через несколько недель после моего поступления на службу.

Пальцы Реба стиснули деревянную балку.

– Что вы увидели там, в лифте?

– Там стояло только кресло на колесах, – ответила женщина без промедления.

В хижине повисла тишина. В один момент стоявший перед женщиной сильный юноша превратился в беспомощного мальчика с выражением отчаяния на лице. Но женщина этого не видела. Она стояла у печки, раздувая угли и подкладывая дрова.

Реб вышел на улицу. Через некоторое время он позвал детей, и они покорно подошли к юноше. Он раздел их и тщательно вымыл под струей чистой воды.

Реб попросил у хозяйки мыла, но та лишь ухмыльнулась. Он тщательно промыл ссадины и велел детям одеться.

– Так что же произошло дальше с мебелью, книгами, картинами? – попытался продолжить разговор Реб.

– Все это сняли и увезли накануне отъезда хозяина. На трех грузовиках приехали эсэсовцы, погрузили и увезли все – или почти все. То, что осталось, на следующий день забрали венские антиквары. Оставили только стол. Он оказался слишком большим и тяжелым, не пролезал в дверь.

– Присутствовал ли при этом Эпке?

– Так он и командовал всем этим.

– Расскажите мне, какой он внешне.

По тому, как описала этого человека Эмма Донин, Реб понял, что им вполне мог быть один из троих мужчин, что приехали в книжный магазин Вагнера.

– А что же тот, кого вы называете хозяином? Тот высокий и красивый блондин?

– Он приехал вечером на машине с флажком и дал указания Эпке, какие вещи вывозить из особняка. Он же велел рассчитать и отпустить нас.

– Может быть, вам известно, где он сейчас?

В ответ женщина пожала плечами, а в ее глазах промелькнула злая ирония.

– Вы совсем мальчишка, и я вас нисколько не боюсь.

– Нет, вы меня боитесь, – внушительно произнес Реб. – Посмотрите мне в глаза, и вы увидите, что вы очень меня боитесь.

Рука юноши судорожно сжимала садовый нож.

– Я сюда обязательно вернусь, Эмма Донин. Вернусь через две недели, а может, через два месяца, но вернусь, чтобы проверить детей. Если я замечу следы избиения, я перережу вам глотку и отрежу руки. Нет, сначала я отрежу вам руки, а затем перережу горло. Вы разговаривали со стариком, которого звали Антоном, которого, если верить вашим словам, задавил армейский грузовик?

– Он был не особо разговорчив.

– Мне это известно. Но, может быть, он говорил вам или кому-то другому из прислуги хоть что-нибудь о моем отце Иоганне Климроде? Я очень прошу вас, попытайтесь вспомнить.

В этот момент в комнату вошли дети и робко уселись за стол. Все трое со страхом поглядывали то на садовый нож в руках Реба, то на испуганное лицо женщины. Вся эта жуткая картина очень напоминала одну из немецких сказок про людоедов и фей.

После продолжительного молчания Эмма произнесла:

– Однажды он рассказывал о каком-то санатории.

– Туда увезли моего отца в период между июлем и сентябрем 1941 года?

– Да, это так.

– Этот санаторий под Линцем, – продолжала Эмма. – Но Антон произнес какое-то другое название, но какое, я не могу вспомнить.

У Реба под рубашкой была карта, которую он украл у штабного генерала. Он вытащил ее и стал читать все подряд названия на карте, расположенные в радиусе шестидесяти километров вокруг Линца, включая и Маутхаузен. Читал долго, пока Эмма Донин не вспомнила, что это название Хартхайм. Да, это был замок Хартхайм.

Из горной деревушки Райхенау Реб спустился в долину. Остаток дня и наступившую ночь он провел в Пайербахе, в доме старика, который подвез его на своей телеге. В эту ночь первый раз за четыре года, прошедших со дня его отъезда с матерью и сестрами во Львов, он ел за домашним столом и спал в настоящей кровати. Старика, приютившего юношу, звали Доплер. У него было трое внуков, все они служили в немецкой армии. На двоих внуков старик получил официальное сообщение о гибели, а третий пропал без вести. Реб рассказал старику о троих мальчиках, брошенных на попечение Эммы Донин. Он попросил старика навещать ребятишек и следить за тем, как Эмма обращается с детьми.

Далее Реб решил, что вернется в Вену. Не для того, конечно, чтобы погулять по улицам города, полюбоваться Богемской канцелярией или еще раз зайти в свой дом. Он искал Эпке, расспрашивал о нем у многих знакомых и совершенно незнакомых людей.

Но все его поиски были напрасными. Человека с такой фамилией никто не знал и ничего о нем не слышал. Иногда юноше казалось, что Эмма Донин его выдумала. Однако даже то, что Реб узнал фамилию этого человека, было уже определенным успехом. Имел значение и тот факт, что ему стало известно о гибели Антона Хинтерзеера, который состоял на службе у Климродов более полувека. Военный грузовик сбил этого «седовласого старика» совсем не случайно, это произошло по указанию Эпке.

В рассказе Эммы Донин присутствовал «высокий и красивый блондин», носивший форму генерала СС, – это был, конечно же, Эрих Штейр. Он, так же как и его слуга Эпке, считал, что Реб Климрод не должен раскрыть их чудовищные преступления, они надеялись, что все это сохранится в тайне.

Замок Хартхайм был расположен неподалеку от крохотной деревушки Алькховен. Такие селения сотнями встречаются в Верхней Австрии. Попасть сюда можно по дороге, проходящей по берегу Дуная и соединяющей Линц и Пассау (Германия). От Линца до Алькховена было всего лишь пятнадцать километров в юго-западном направлении. На восток от Линца находится Маутхаузен.

Замок был выстроен в стиле ренессанс. Громоздкое, мрачное здание имело множество маленьких слепых окон, что свидетельствовало о столь же мрачном и тяжелом характере императора Максимилиана. Просторный двор окружали красивые колоннады. Но даже они не могли скрасить то зловещее впечатление, которое производил замок и четыре венчавшие его башни.

– Там был санаторий, – дрожащим голосом рассказывал Ребу рыжеволосый мужчина. – Точнее, госпиталь. Я был там дважды, в 1942 году и еще один раз в следующем. Они вызывали меня, когда случалось короткое замыкание. Но ничего необычного там я не заметил, – добавил он и, оглянувшись с опаской, мелко затряс головой.

Этот рыжий человек имел электромеханическую мастерскую в центре Линца. Едва взглянув на высокого и худого юношу, он узнал молодого Климрода. Едва только фигура Реба появилась на пороге его мастерской, он вспомнил мальчика, которого офицеры СС постоянно таскали за собой. Однажды он видел его в Маутхаузене – его вели на привязи, как собаку.

Как и все те люди, кто в силу своей профессии соприкасался с концлагерями, он боялся набиравших размах расследований Комиссии военных преступлений. Он бывал в Маутхаузене только в качестве электрика, но все же опасался членов Еврейского комитета, организованного недавно в Линце. Евреи стали теперь очень опасными. Несколько раз он встречал на улицах Линца еще одного бывшего узника Маутхаузена. К тому же жил этот человек совсем по соседству, в доме № 40 на Ландштрассе. Иногда во сне его преследовал пронизывающий взгляд черных глаз Визенталя.