Тони Парсонс - Муж и жена

— Это не так.

— Это кальмар виноват, — вставил Пэт, подобно безнадежному пьянчужке, который во всем винит некачественную выпивку.

— Давайте просто поедем домой, — предложил я, хотя от одной мысли о том, что мне придется провести еще одну ночь с моей смешанной семьей, меня охватило отчаяние.

— Ничего бы не случилось, если бы ты был здесь, — сказала Сид, ее глаза были мокрыми от слез. — Если бы ты хоть немного думал о нас, ты был бы здесь.

— Гарри? — прозвучал тихий голосок сбоку.

— Да, Пегги?

Я нагнулся к ней.

Она прошептала мне прямо в ухо:

— Я ненавижу тебя. Да пошел бы ты…

Пожилая женщина с фотоаппаратом на шее улыбнулась нам.

— Что за замечательная семейка, — сказала она.

Мы лежали в темноте, не соприкасаясь, ожидая, когда придет сон, но ничего не получалось.

— Ты портишь его, — сказала Сид. Она произнесла это не язвительно, а почти что нежно. — Если бы ты не избаловал его так, то всего этого бы не случилось.

— Но кому-то ведь нужно его баловать? Кто еще будет это делать? Ты?

— Не было необходимости так долго сидеть у его деда.

— Они не виделись сто лет. И я не знаю, когда еще они смогут повидаться. Им обоим было хорошо.

— Но для меня было так важно, чтобы вы пришли на спектакль сегодня вечером. Для Пегги и для меня.

— Ты не хочешь, чтобы он находился здесь. Всего-то на неделю он приехал, а для тебя это уже такое напряжение.

— Неправда. Это не так.

— Знаешь, почему я женился? Знаешь, Сид? Я женился для того, чтобы у моего сына была семья. Разве не смешно? Ну и семейка получилась. Умереть можно от смеха.

Она ничего не ответила. Казалось, она что-то обдумывала.

— Я считала, что ты женился, потому что сам хотел семью. Для себя, а не для Пэта.

— Всего лишь какая-то несчастная неделя. И это для тебя слишком.

Еще некоторое время мы лежали в темноте, не разговаривая. Мы и так сказали слишком много.

Через некоторое время я решил, что Сид заснула, но ошибся.

Она и не думала засыпать:

— Ведь раньше мы были без ума друг от друга. И совсем недавно. Мы собирались дать друг другу так много. Помнишь, Гарри? Не знаю, что с нами происходит. Мы были так счастливы.

Мне показалось, что она вот-вот протянет руку и дотронется до меня. Но ничего не произошло. Ну, и я тоже не прикоснулся к ней. Мы просто лежали в темноте. Я и моя жена. И я думал, как мы дошли до такого? Как все это случилось?

— Иногда я задаю себе вопрос, почему ты вышла за меня замуж?

Это было правдой. Я знал, что с сексом у нас все в порядке. И мы всегда все между собой обсуждаем. И чаще всего мне с ней очень хорошо. Ну и что? Из всех мужчин в мире она выбрала именно меня.

— Я влюбилась в тебя.

— Но почему? Никак не пойму, Сид. Влюбленность ничего не объясняет. Если бы ты хорошо поискала, то смогла бы найти кого-нибудь с большими деньгами, чем у меня, или с большим членом и более покладистым характером.

— Мне никто не был нужен, кроме тебя.

— Но почему?

— Потому что ты — хороший отец.

В саду старого дома царило оживление.

Все были возбуждены, потому что на следующее утро Пэт улетал в Америку. И мы с мамой старались сделать каждый оставшийся час особенным для него.

Сегодня выдался первый по-настоящему жаркий день. Я расстелил по всей длине сада пластиковую дорожку для теплиц. Потом мама облила ее водой из шланга, и она стала скользкой, как каток.

Но главной радостью для нас стал особый гость.

Берни Купер.

Когда я услышал, как весело они болтали наверху, переодеваясь в плавки, я подумал, что надо было мне организовать их встречу пораньше. Берни и Пэт могли бы провести вместе больше чем один день. Но мне было так важно, чтобы Пэт побыл с моей мамой, и с Сид, и с Пегги, и даже со стариком Гленном, что я почти совсем забыл запланировать ветречу Пэта с человеком, с которым он хотел повидаться больше всего. Так что вечером накануне последнего дня я позвонил родителям Берни и попросил у них разрешения отвезти его к моей маме. На следующий день мы собирались пойти в кино, погонять мяч в парке, а потом закусить пиццей. Но солнце светило так ярко, как будто уже наступило лето. И мальчишек было просто не вытащить из маминого сада.

Они провели весь жаркий день, катаясь по мокрой пластиковой дорожке, как по льду. Берни и Пэт были разными. Берни темноволосый, а Пэт светлый. В том, в чем Берни был бесстрашен, Пэт вел себя осторожно. Берни съезжал на животе, раскручиваясь и с размаху врезаясь в розовые кусты, и громко говорил тогда, когда Пэт предпочитал молчать. Они такие разные, но в то же время очень подходят друг другу.

Мы с мамой долго смотрели на них, на их худые ноги и руки, скользившие по мокрой дорожке. Периодически мама обливала ее водой из шланга и просила быть осторожными, когда они шлепались на траву, торопясь вернуться к исходной позиции «на старт». Мама улыбалась, а мальчишки просто умирали от смеха. Берни Купер и Пэт, семи лет, в день, который они хотели бы продлить до бесконечности.

Я знал, что у моего сына будут еще друзья. В Коннектикуте. На новом месте. В большой новой школе. Потом в колледже. Он общительный мальчик, и у него всегда будут новые друзья. Как бы Берни ни было больно, но ему придется отпустить Пэта.

И мне тоже.

Мама поехала с нами в аэропорт. Пэт взял ее за руку, когда мы сошли с Хитроу-экспресса и оказались в толпе туристов и бизнесменов. Выглядело это так, как будто он сейчас осторожно вел ее вперед, а не она его. Когда произошла эта перемена? Когда моя мама состарилась?

Мы отыскали стойку «Бритиш Эрвейз» и передали Пэта с рук на руки молодой улыбающейся стюардессе. Казалось, что она искренне рада видеть его. Пэт всегда внушал к себе такое отношение. Все, казалось, были рады его видеть. Ребенок, которого легко любить.

У выхода на посадку я присел перед ним на корточки и поцеловал его лицо, сказав, что мы скоро снова увидимся. Он вежливо кивнул. У него не было ни страха, ни грусти, и выглядел он так, как будто находился уже где-то очень далеко, в своей другой жизни.

Мама обняла его и так крепко сжала, что он чуть не задохнулся. Стюардесса взяла его за руку. И только тогда мой сын, кажется, встревожился.

— Так далеко лететь, — заволновался он. — Целую ночь добираться.

— Просто закрой глаза, и пусть они отдохнут, — посоветовала мама.

Я вспомнил день, когда взял Пэта в больницу навестить деда. Тогда стало ясно, что конец близок, и я подумал, что им обоим нужно повидать друг друга в последний раз. Я решил, что потеря наших дедушек и бабушек впервые заставляет нас понять, что жизнь — это серия прощаний.

Когда мой сын взялся за руку стюардессы, я подумал: «Увидятся ли они с моей мамой снова?»