Сандра Браун - Буря в Эдеме

— Я твой муж!

— Да, но не мой собственник и не моя совесть, — продолжала неистовствовать Шей. — К тебе приходят многие люди, чтобы посоветоваться, что им делать, но я не из их числа. Я не нуждаюсь в советах, я прекрасно знаю, чего хочу от жизни. И могу сказать тебе совершенно откровенно: сейчас я хочу позировать перед фотокамерой Завала. — После этих слов она быстро вышла из кухни.

Наступило время ужина, но Шей не спустилась в столовую, а Ян весь вечер просидел в своем кабинете. Когда он наконец пришел в спальню. Шей притворилась, что спит. Вся следующая неделя прошла в том же духе. Между ними не было интимных отношений, а разговор ограничивался лишь самыми необходимыми фразами. Напряжение в доме постепенно нарастало и к концу недели стало просто невыносимым.

Она не видела мужа даже в то утро, когда ей нужно было ехать в Нью-Йорк на пробу. Когда она спустилась вниз, Ян уже ушел из дому, поэтому ей пришлось попросить миссис Хиггинз отвезти ее на станцию. Шей села на поезд с тяжелым сердцем. Обида на Яна не исчезла. Он должен был гордиться тем, что его жена удостоилась чести быть приглашенной на пробу к знаменитому фотографу. Ему надо было подбодрить ее, сказать теплые напутственные слова, успокоить, поднять ее дух, что он обычно делал по отношению к своим прихожанам. Но этого не случилось. Он даже не захотел понять, как важна для нее эта встреча.

Пока колеса поезда накручивали мили. Шей размышляла о сложившейся ситуации, чувствуя, как возрастает горечь обиды и вместе с тем крепнет решение довести дело до конца. Он не должен помешать ей воспользоваться этим замечательным предложением. Ведь другой такой возможности может просто не быть. Когда. Шей войдет в студию, она будет веселой, жизнерадостной и сияющей.

И это ей удалось. Правда, к девяти часам, вечера, когда пробы закончились, она чувствовала себя очень уставшей. Позвонив в несколько гостиниц, она нашла недорогую и безопасную, решив, что возвращаться домой в столь поздний час весьма рискованно. Затем она позвонила домой.

— Да? — ответил Ян в телефонную трубку. Шей попыталась определить, звучала ли в его голосе тревога или обеспокоенность, но так и не смогла этого сделать.

— Ян, это я. Я все еще в Нью-Йорке. Возвращаться домой сейчас уже поздно, и я решила провести ночь в гостинице и вернуться домой завтра рано утром.

— Понимаю, — сухо сказал он. — У тебя достаточно денег, чтобы перекусить и заплатить за номер?

— Да.

— Ну что ж, когда вернешься, позвони миссис Хиггинз, она встретит тебя на станции.

— Хорошо, — тихо сказала Шей, чувствуя, что в горле застрял комок обиды и разочарования. Ей так хотелось поговорить с ним, рассказать, что проба у Завала оказалась не такой интересной, как она ожидала. Знаменитый фотограф оказался чрезмерно требовательным, самоуверенным и чересчур претенциозным.

И вот теперь, услышав по телефону сухой голос Яна, Шей чуть не разрыдалась. Она надеялась, что сможет сказать ему, как устала от неопределенности в их отношениях, как соскучилась по его нежным ласкам и его страстной любви. Но природная гордость не позволила ей сделать этот шаг. Черт бы его побрал! Он загнал ее в угол, из которого она пока не видела выхода.

— Ну ладно, — сказала Шей наконец, — тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — резко ответил Ян и тут же повесил трубку.

На следующий день миссис Хиггинз встретила ее на станции и отвезла домой, направившись после этого на рынок.

— Преподобный отец сейчас находится дома, — сообщила она, когда Шей выходила из машины.

Шей вошла в дом и сразу поднялась на второй этаж в спальню. Когда она увидела, что Ян лихорадочно собирает свои вещи в чемодан, ее сердце заныло от боли. Неужели он покидает ее?

— Ян?

Он резко повернулся к ней:

— Привет, Шей. Как съездила?

— Что ты делаешь? — спросила она встревоженным голосом, не отвечая на его вопрос. — Куда ты собираешься?

— Уезжаю с баскетбольной командой. Ты забыла?

Шей облегченно вздохнула:

— О да, припоминаю. Когда?

— Прямо сейчас.

Ей с трудом удалось скрыть охватившее ее разочарование. Она так надеялась, что сегодня вечером все недоразумения будут улажены и их жизнь вернется в нормальное русло.

— Хорошо, — пробормотала Шей. — И сколько же времени тебя не будет?

Закрыв чемодан, Ян подхватил его и направился мимо нее к лестнице.

— До тех пор, пока они не проиграют. Я попросил мистера Гриффина, председателя совета дьяконов, заменить меня в церкви во время моего отсутствия. Если случится что-то чрезвычайное, мне позвонят. В остальных случаях отправляй всех к нему.

— Непременно, — тихо сказала Шей, следуя за ним по лестнице.

Остановившись на минуту у двери, он надел пальто и перчатки.

— Если я тебе понадоблюсь, можешь обратиться к жене тренера. Она скажет, где мы остановились.

Шей хотелось закричать: “Ты нужен мне сейчас”.

— Ян, — позвала она дрогнувшим голосом, что не могло ускользнуть от его внимания.

Он повернулся к ней, уже находясь на пороге дома.

— Да?

Она хотела броситься к нему, крепко обнять, прильнуть к его губам, но его равнодушные слова сдержали его, гулом отдаваясь в ушах.

Она еще не готова была капитулировать да и не желала этого делать.

— Нет, ничего, — покачала она головой. — Счастливого пути.

— Пока.

Дверь с шумом захлопнулась за ним. Ей показалось, что захлопнулась дверь монастырской кельи, в которой ей нужно было провести немало одиноких часов. Да, она заключена в эту келью и отделена от мира стеной отчаяния и всепоглощающего одиночества.

После ухода Яна пошел сильный снег. Снегопад продолжался несколько часов. Шей вынуждена была сидеть дома и ждать, когда улучшится погода. Однако снег шел и шел, все более усиливаясь, и ей пришлось отправить миссис Хиггинз домой, пока не замело все дороги. Шей боялась, что по заснеженной дороге в такую погоду пожилой женщине будет трудно добираться домой на автомобиле.

Шей бесцельно бродила по пустым комнатам, невольно прислушиваясь ко всем звукам. Ей слышался голос Яна, его твердые шаги, громкий смех, нежные слова любви, произносимые шепотом.

— Я люблю, когда ты прикасаешься" ко мне в этом месте, — сказала она ему, когда они занимались любовью в последний раз.

— Здесь?

Наступила долгая пауза, и только тяжелое дыхание нарушало воцарившуюся в комнате тишину.

— Да, здесь.

— А мне нравится трогать тебя, — прошептал он. — Твое тело такое мягкое, нежное.

Его ловкие пальцы, хорошо знающие все секреты любовной игры, расчистили путь горячим губам и еще более горячему языку. Любовь наполнила все ее тело, разливаясь по нему, как прекрасное вино — ароматное и чистое, искрометное и ядовитое.