Даниэла Стил - Зоя

— Тише! — яростно прошептала Зоя. — А ты что тут делаешь?

На площадке лестницы стоял ее брат Николай — высокий красавец в мундире Преображенского полка.

Зоя знала, что многие ее подруги по Смольному институту заглядывались на него.

— Где мама?

— Мама-то в столовой, где ж ей еще быть? А вот ты где пропадала?

— У меня были дела. Не задерживай меня, я и так безбожно опаздываю, а мне еще надо успеть переодеться.

— Нет уж, ты лучше иди в чем есть. Мама и без того будет сердиться, — со смехом сказал Николай, сощуривая свои зеленые, как у Зои, глаза.

— Она говорила что-нибудь? — после минутного колебания спросила Зоя. — Ты видел ее?

— Еще нет. Я только что приехал. Мне нужно поговорить после обеда с отцом. Ладно, беги переодевайся, а я постараюсь отвлечь их. — Николай любил свою младшую сестру гораздо сильней, чем это ей казалось: гордился ею и хвастался перед своими однополчанами, которые давно уже восхищались Зоей. Но за малейшую нескромность с их стороны он, не задумываясь, убил бы любого. Зоя, с каждым днем расцветая и становясь краше, еще не знала, как она хороша, и была слишком юна, чтобы флиртовать с его приятелями.

Наступит время, и она выйдет замуж за князя или по крайней мере за человека, равного по положению их отцу — графу и полковнику, внушавшему уважение всем, кто знал его. — Ну, живей! Беги, гадкая девчонка!

Зоя влетела в свою комнату и через десять минут была уже внизу в темно-синем шелковом платье с кружевным воротником — любимом платье матери, которое сама Зоя терпеть не могла, ибо оно придавало ей еще более юный вид. Но делать было нечего.

Появиться в столовой незаметно, разумеется, не вышло, и Николай лукаво усмехнулся, глядя, как его младшая сестра с невозмутимо-послушным выражением лица пробирается к своему месту. Графиня, казавшаяся в своем сером атласном платье с колье из черных жемчужин и бриллиантов на груди неестественно бледной, подняла голову и устремила строгий взгляд серых глаз на свою единственную дочь.

— Зоя! — Она никогда не повышала голоса, но на лице ее ясно читалось недовольство. Зоя честно взглянула на мать, поцеловала ее в подставленную холодную щеку и оглянулась не без тревоги на отца и бабушку.

— Прости, мама!.. Мне очень стыдно… Я задержалась в «классе»… А потом должна была… должна была повидаться с подругой… Я виновата…

— Так где же все-таки ты была? — ледяным тоном спросила мать, покуда прочие члены семьи хранили выжидательное молчание.

— Я?.. Я должна была… — И Зоя осеклась, пытаясь пригладить взлохмаченные волосы: она ведь причесывалась в страшной спешке.

— Зоя! Скажи мне правду! Ты ездила в Царское?

Отпираться было бесполезно: Наталья была слишком холодна, слишком красива, слишком хорошо владела собой и внушала дочери слишком сильный страх.

— Да, мама, — прошептала Зоя, чувствуя себя напроказившей семилетней девчонкой, а не семнадцатилетней барышней. — Прости меня.

— Ты на редкость глупа. — Графиня перевела засверкавшие ледяным блеском глаза на мужа. — Константин, я строго-настрого запретила ей бывать в Царском. У наследника и великих княжон корь. Она могла заразиться. Это неслыханно. Она совершенно отбилась от рук!

Зоя с тревогой посмотрела на отца, но в глазах его плясало то же изумрудное пламя, и он с трудом сдерживал улыбку. Если жену он любил, то дочь — просто обожал. Тут, вопреки обыкновению, вмешался Николай: уж слишком жалкий был вид у его сестры.

— Быть может, они пригласили ее, мама, и со стороны Зои было бы неучтиво отказаться.

Но к числу прочих достоинств Зои относилась и полная неспособность лгать. Смирно сидя за столом и ожидая, когда ей подадут обед, девушка прямо и открыто взглянула на мать:

— Нет, это я виновата, я сама хотела навестить их.

Мари было так одиноко… Вот я и решила…

— Ты поступила очень дурно и очень глупо. Мы поговорим об этом после обеда.

— Хорошо, мама.

Зоя потупилась. Разговор за столом возобновился, и только в эту минуту она, подняв голову, заметила Евгению.

— Бабушка! — заулыбалась она. — Вы здесь?! Тетя Алике просила вам кланяться.

— Как ее здоровье? — спросил отец. Графиня молчала, и на ее красивом лице по-прежнему читалось явное неудовольствие.

— Когда кто-нибудь из детей заболевает, Алике забывает о всех своих хворях, — ответила за нее бабушка. — Это поразительно: она страдает от множества недугов, но стоит только заболеть цесаревичу или дочкам, как она сейчас же становится бодра, деятельна и неутомима и ходит за ними лучше всякой сиделки. — Старая графиня пристально взглянула в лицо невестки, а потом с одобрительной гордостью улыбнулась внучке:

— Должно быть. Мари очень обрадовалась тебе, Зоя?

— Очень, — улыбнулась в ответ та, — она была просто счастлива. А больше я никого и не видела, мама.

Их держат взаперти, в спальне. Даже мадам Вырубова заболела, — прибавила она, чтобы успокоить мать, и сейчас же пожалела об этом: Наталья взглянула на нее с нескрываемой тревогой.

— Какое дурацкое безрассудство! И зачем тебе понадобилось ехать туда?! Тоже хочешь заболеть?

— Нет, мама. Я очень жалею, что поехала, — произнесла Зоя, но слова эти так явно противоречили выражению ее лица, что становилось ясно: это всего лишь формальное раскаяние. — Я думала поспеть вовремя.

Я уже собралась ехать, но тут тетя Алике решила выпить с нами чаю… Мне не хотелось ее обижать.

— Тем более что она не только наша кузина, но и императрица всея Руси, — многозначительно заметила старая графиня.

У нее, как и у Константина, Николая и Зои, глаза были такие же зеленые. А у ее невестки Натальи — голубовато-серые, точно холодное зимнее небо, когда лето кажется бесконечно далеким. Жизнь ее была нелегка и слишком многого требовала от нее. Муж, пышущий здоровьем и жизненной силой, души в ней не чаял и всегда хотел, чтобы у них было много детей — больше, чем она могла выносить и выкормить. У нее было несколько выкидышей, двое детей родились мертвыми, а появление на свет и сына и дочки далось ей дорого: она по целому году провела в постели. Теперь у нее с мужем были отдельные спальни. Константин, наделенный живым, веселым и общительным нравом, обожал балы и званые вечера, не представлял себе жизни без толпы гостей, ей же все это казалось слишком утомительным, хотя слабое здоровье служило лишь предлогом, а истинная причина крылась в меланхолическом характере и почти болезненной застенчивости. Под маской ледяного высокомерия она прятала необоримый страх перед людьми: любому обществу она предпочитала одиночество у затопленного камина. А Зоя удалась в Константина, и после ее дебюта весной отец предполагал бывать с нею в обществе.

Долго обсуждали, устраивать ли бал: Наталья настаивала на том, что во время войны подобные празднества неуместны. К счастью для Константина, дело взяла в свои руки старая графиня. Бал решено было дать в июне, после выпуска Зои из Смольного, — хоть, может быть, не такой пышный, как в мирное время.