Даниэла Стил - Жить дальше

— Я пойду с тобой, — сказал он, поднимаясь. Она несла корзинку с цветами. Когда они вошли в палату, держась за руки и смеясь, она выглядела посвежевшей и отдохнувшей.

— Хорошо позавтракали? — спросила новая медсестра.

— Отлично, спасибо. — Она улыбнулась Тригви, стоявшему за ее спиной.

Это была самая заботливая, самая любящая мать, какую он когда-либо видел. Она стала рассказывать Алисой о том, какая хорошая погода стоит на улице, и вдруг произошло неожиданное — Алисон тихо простонала и слегка повернула голову к матери. Пейдж мгновенно замолчала, потрясенная этим, ее глаза были прикованы к дочери. Но Алисон снова лежала неподвижно, а машины продолжали тихо гудеть. Пейдж перевела изумленный взгляд с дочери на Тригви.

— Она шевельнулась… О боже!.. Тригви, она пошевелилась…

Сестры тоже заметили что-то со своего наблюдательного пункта, и две из них подбежали к Пейдж и Тригви.

— Я видела, она повернула ко мне голову, — бормотала Пейдж сквозь слезы, наклоняясь, чтобы поцеловать Алисон. — Солнышко, ты повернулась… я видела это… я слышала тебя… любовь моя, я тебя слышала. — Она продолжала целовать Алисон, а Тригви не мог сдержать слез, глядя на нее. Одна из сестер позвонила находившемуся на дежурстве доктору Хаммерману, и через пять минут он появился в палате. Пейдж рассказала ему, что ей удалось заметить, а Тригви подтвердил. Сестры тоже рассказали то, что видели, и показали ему запись пленки с компьютера. Голос и движение Алисон отразились на линии, характеризующей мозговые процессы девочки.

— Трудно пока сказать, что это могло бы значить, — с сомнением сказал доктор. — Надеюсь все же, что это хороший знак. Во всяком случае, мы можем говорить с надеждой о том, что к ней возвращается сознание. Кроме того, не следует думать, миссис Кларк, что это движение и стон безусловно могут означать функционирование ее мозга… и все же не хочу разочаровывать вас, это может стать началом выздоровления, мы должны надеяться, — закончил он, но ничто не могло разочаровать Пейдж, радостно смотревшую на дочь. В этот день девочка больше не шевелилась, зато повторила движение на следующее утро, когда с ней сидела Пейдж. Она даже позвонила Брэду на работу, чтобы поделиться радостью, но там ей сказали, что он уехал в Сент-Луис. Она разыскала его вечером в отеле, но он не пришел в восторг, как ожидала она. Он стал говорить, как доктор Хаммерман, призывая ее не слишком-то обнадеживаться.

— Но я знаю, она меня слышала, — возбужденно говорила она тем же вечером Тригви, заехав к нему поужинать с Энди. На следующий вечер они должны были ужинать в «Серебряном голубе». — Это все равно что кричать в длинную темную трубу — сначала не знаешь, есть ли кто-нибудь на том конце, и, может быть, ты слышишь только эхо. Я так кричала уже семь недель и слышала в ответ только собственный голос… и вдруг кто-то отозвался, я знаю, я слышала.

Он понимал Пейдж, надеялся, что она права, хотя и сомневался, что ее надежды оправданны.

Каждый день в течение недели Алисон слегка вздрагивала, хотя так и не открыла глаза, не заговорила, не подала знака, что она слышит то, что ей говорят. Девочка изредка стонала и еле заметно шевелилась.

В тот день, когда Пейдж с Тригви должны были ужинать вдвоем, она пребывала в радостно-возбужденном настроении. Энди она оставила у Джейн, та сказала, что Пейдж, если слишком припозднится, может забрать его утром. Энди она положит спать в одной из комнат ее детей, так что мальчик прекрасно выспится, а утром Пейдж отвезет его в школу. Тригви оставил с Хлоей сиделку.

— Ты просто восхитительна! — восторженно выдохнул Тригви, когда Пейдж появилась перед ним в вечернем туалете. Она надела белое шелковое платье без бретелек и жемчуг, а на плечи набросила бледно-голубую шаль под цвет своих глаз. Волосы свободно ниспадали на плечи. — Ого! — только и воскликнул он. Пейдж села в его машину, и они поехали на Корте-Мадера.

Он заказал столик на двоих в дальнем уголке зала. К ее удивлению, в ресторане оказалась танцевальная площадка. Пейдж была возбуждена и взволнована. Они сели за столик, и он заказал вина для начала, затем они углубились в меню. Тригви заказал себе утку, а Пейдж — морской язык по-флорентийски, начали они с супа, а на десерт попросили суфле. Это был прекрасный ужин и еще более прекрасный вечер в таком романтическом месте.

Они даже потанцевали, и Пейдж с волнением ощутила близость его неожиданно сильного и гибкого тела. Он оказался великолепным танцором.

Они вышли из ресторана в одиннадцать в отличном настроении. Вина было выпито совсем мало, но Пейдж опьянела от великолепия этого вечера.

— Я чувствую себя Золушкой, — сказала она, жмурясь от блаженства, — только когда моя карета превратится наконец в тыкву?

— Надеюсь, что никогда, — улыбнулся он. Тригви включил музыку в машине, довез ее до дома и проводил до дверей. Он снова чувствовал себя мальчишкой. Но когда они поцеловались у двери, это было какое-то другое, новое ощущение — оба внезапно оробели, одновременно ощутили прилив неодолимой страсти.

— Не хочешь ли зайти на минутку? — еле слышно спросила она. Он улыбнулся.

— Ты отводишь мне так мало времени? Я достоин всего лишь минутки?

Она рассмеялась и открыла дверь. Они зашли внутрь, но она не стала даже зажигать свет — они стояли в прихожей и целовались. Ее красота, ее тело, ее страсть воспламеняли его.

— Я люблю тебя, Пейдж… я очень сильно тебя люблю… — Он ждал этого мига уже два месяца, с тех пор как над их семьями пронесся этот страшный ураган, но на самом деле он ждал его уже много лет, может быть, целую жизнь.

Так они стояли и обнимались, целовались, пока эта пытка стала невыносимой. Тогда он, не говоря ни слова, повел ее уже известным маршрутом в спальню и там, в темноте, раздел. Она не сопротивлялась.

— Ты невероятно красива, — прошептал он, когда платье соскользнуло с ее груди. — Пейдж… — Его губы и руки ласкали ее тело, а она медленно раздела его. Теперь они стояли нагими под лунным светом. Он поднял ее на руки, осторожно положил на кровать и снова начал целовать ее трепещущее от наслаждения тело. Они слились воедино так естественно, словно уже давно были предназначены друг для друга, содрогаясь от всепоглощающей страсти, которой так долго не хватало обоим и которая поразила их как молния. Прошло много времени, прежде чем они смогли снова заговорить. Тригви нежно гладил ее по голове и целовал.

— Если бы я знал, что такое счастье возможно, два месяца назад, — прошептал он наконец, — я бы увез тебя домой еще в ту самую ночь, когда приключился этот несчастный случай.

Она счастливо рассмеялась:

— Глупышка… и все равно я люблю тебя.

Самое поразительное было то, что она в самом деле любила! Он во многих отношениях подходил ей больше, чем Брэд, — не только в сексе, они вообще были более совместимы, словно настроены друг на друга и на детей.