Любовь Попова - Голод

– Дыхание задержи, – роняет он, прижимается губами ко рту и тут же тянет меня обратно.

Туда, где я практически нашла свою смерть, туда, куда меня столкнул палач.

Именно он сейчас глубоко целует меня, держит двумя руками, погружая почти на самое дно.

Но все это теряется под ощущением проникновения, которое набатом бьет по мозгам, распространяет по телу дрожь, заставляет задыхаться уже не от нехватки воздуха, а от желания, которое захватывает в свои сети и не отпускает.

Разве был у меня хоть шанс избежать этой сладкой муки, разве была у меня хоть одна возможность не подчиниться настойчивому наглому взгляду, рукам и силе, что еще в том пропахшем пороком клубе прибила и заставила забыть обо все правилах, обо всех принципах.

«Твой камуфляж был ради того, чтобы дождаться меня». Как бы мне не хотелось отрицать очевидное, но он был прав. Один взгляд на него и я пропала, инстинкты взвыли, естество, как лебедь встрепенулась и раскрыло крылья, готовое взлететь по команде этого взрослого мужчины.

Как только Макар, прижимаясь ко мне всем телом, протиснулся до конца, почти безболезненно прорвал плеву, мы снова оказались на поверхности, глотали воздух, и не прекращая смотрели друг другу в глаза.

Тела соединенные в одной, самой естественной точке, дрожали.

Он толкнулся в воде, поплыл, без труда держа свой и мой вес на поверхности. Через краткое мгновение, он прижал меня к бортику, не двигаясь, заставляя привыкнуть к своему немаленькому размеру. Стискивал челюсти, держался, но ничего не делал, кроме того, что начал гладить мои руки и направлять их движение. И вот мои пальцы обхватили стальной поручень, а он накрыл из своими, практически ложась на меня на водной голубой глади бассейна.

Все вокруг покрылось туманом и только его горящие глаза, как два котла с моими грехами смотрели прямо в душу, выуживая оттуда все, о чем я, когда-то фантазировала.

Он видел меня насквозь, покорял, уничтожал и снова возрождал к жизни.

– Василиса, – хрипло шепчет он и тянется губами к мелькающему над водой как буек, соску, захватывает, тянет на себя, посылая по телу новые импульсы, еще сильнее увлажняя лоно. Там кажется не могло остаться пустого пространства.

– Ненавижу девственниц, – шумно выдыхает он и начинает медленно, словно растягивая тянучку, вытаскивать член. Но только я ощутила, как тело освободилось от его плоти, как он вогнал ее обратно, разбивая телом воду, поднимая волну и снова замирая.

Не ненадолго. Все повторилось.

Член потянулся назад, словно палец из тугой перчатки, а потом вошел обратно, так же резко, как нож маньяка входит в жертву.

Да, судя по взгляду и жадности губ, словно пытающихся достать из груди молока, Макар маньяк. А я жертва. И черт, возьми, как мне нравится ею быть. Нравится видеть в его взгляде одержимость, пусть даже это будет на одну ночь.

Медленные толчки заменяют более резкие. Он как ветер, поднимает голубые волны, вбиваясь в мое раннее нетронутое лоно уже со всей дури. Макар двигается подобно парусной шлюпке, стремительно несущейся по океану, словно гарпун, пробивающий тугую кожу Мобидика. Словно цунами приближающее меня к удовольствию.

Но оно не приходит, парус разбивается о скалы болезненного трения, так и не довезя меня до края нирваны. В какой-то момент резкие толчки, быстрые рваные, порой жестокие начинают приносить дискомфорт. Но я вижу, как Макар часто дышит, вижу, как сжимается его челюсть, вижу в глазах огонь безумия.

Да, мне больно, но одно то, что именно я повергаю его в такое сумасшествие, делает меня счастливой. Мне хочется, чтобы он был только во мне, только меня таранил с той же силой, только мне признавался в своем желании. Наплевать, что романтики в этом будет ровно столько, сколько здравого смысла пытаться доказывать свою правоту под дулом пистолета.

Я хочу его покорить, заставить льва превратиться в своего личного зверя, стать его пусть не дрессировщиком, но соратником, с которым он будет делиться мясом.

Бляять, – уже воет Макар, ускоряя движение корпуса, трахая меня на полной скорости, уже не целуя, уже теряясь в ощущениях и рыча:. – Тугая, сука, как же узко, как же охуенно.

Он делает еще несколько частых, рваных фрикций, пока я задыхаюсь, закусываю губу от боли, но наслаждаюсь его животной страстью, а потом вгоняет член до самой матки, словно хочет ее прорвать. Я вскрикиваю и вздрагиваю, когда в лоно стреляет, обжигающая струя лавы.

– Ты не кончила, – обвиняюще, заявляет он, и медленно вытаскивает член, стирая слезы на моем лице. – В следующий раз будет не так больно.

– А он будет? Следующий раз.

Макар берет меня подмышки, сажает на бортик и вскоре выбирается сам, приносит полотенце и садится рядом.

Прижимается покрытым жесткими волоскам бедром к моему, и я невольно смотрю на разницу. Темное и светлое. Мужчина и женщина. Сила и слабость. И я бы смотрела и смотрела, только хочется спать.

– Будет, – говорит он насмешливо, и смотрит, куда вниз на воду.

Слежу за его взглядом и чувствую, как к щекам приливает краска стыда. По воде плавали кровяные и белесые разводы.

– Что это за место? – спрашиваю, чтобы хоть немного снять напряжение. – Сауна?

– Квартира, – ворчит он и идет, очевидно, спускать воду, потом мельком осматривает мое обнаженное тело, так что хочется прикрыться. – Одевайся, отвезу тебя в общежитие.

Сердце ухнуло вниз. Не то, чтобы я рассчитывала на нежность, или предложение совместного проживания, но и подобной грубости не ожидала.

– Почему, – только и спросила и стала следить взглядом за переплетением рисунков начинающихся от предплечья обвивающих половину мускулистой спины и покатой груди.

Мне захотелось провести пальцем по каждой линии, понять рисунок, понять человека.

Что он от меня хочет? Почему привез сюда, а не переспал в машине, зачем заботился, чтобы первое проникновение было почти безболезненным, а теперь отправляет как проститутку обратно.

– Если ты останешься, то вряд ли сможешь завтра собрать ноги, – говорит он без улыбки и я невольно опускаю взгляд вниз туда, где вздымается суть качающийся член, который, как и хозяин, своим объектом выбрал меня.

И я киваю. А что мне остается? Одеваюсь под его пристальным, проникающим под кожу взглядом. Раздражает ей богу. Определился бы уже!

– Может быть, ты перестанешь смотреть на меня, как на блюдо на своем столе! – как дура срываюсь на крик, чувствуя как от сковавшего внутренности напряжения мозг уже кипит.

– Нет.

Вот так. Простой ответ на сложный вопрос, но его хладнокровие заражает и меня. И, как мне его понять, как понять свои чувства, которые рядом с ним кричат?

Так же сильно, как мое подсознание, которое готово, кажется, запечатлеть его высеченное из камня лицо в деталях.