Любовь Попова - Голод

Что?

– Отсоси мне, и я вас отпущу.

– Что? – пытаюсь ударить, оттолкнуть, но шею сдавливает рука. – Я не буду этого делать. Я лучше найду денег. Мой дядя, он…

– Либо ты мне сейчас отсасываешь и глотаешь моих сперматозоидов, либо мы вас обеих пускаем по кругу. – Он смотрит мне за спину и усмехается. – Этого голубка тоже. Наверняка кому-то приглянется его задница.

Все заржали. Я бы и хотела посмотреть на Нику, на Пашу, но этот хищник вынуждал смотреть только на него.

– Вам же нужны деньги. Я могу их достать, – шепчу я уже испуганно, напряженно представляя, как буду брать в рот эту махину.

А если она не влезет и мне придется отрабатывать со всеми и смотреть, как по кругу пускают моих друзей?

– Деньги у меня и так есть, а вот такой рот я вижу впервые.

– Только недоразвитый человек вместо того, чтобы соблазнить девушку, будет ее шантажировать, – говорю я и вижу, что зря.

Уже в следующую секунду меня отбрасывают на длинный кожаный диван с яростным криком.

– Ты совсем страх потеряла?! Ты с кем базаришь?! Я тебя сейчас отправлю в притон, накачаю наркотой, и ты сама будешь хотеть, чтобы тебя трахал каждый на расстоянии метра. Открывай рот или раздвигай ноги! Решай!

Мысли лихорадочно носились по кругу, почти так же лихо, как мурашки по коже, но выбор был настолько очевиден, что я откинула голову, смахнула с лица волосы и произнесла в гнетущей тишине:

– Мне нужна расписка, что после орального секса с вами, к нам больше претензий не возникнет.

Это опасно, очень опасно так нагло разговаривать с такими людьми, но тут как в зверинце. Если они видят равного по положению, то не будут загрызать. Осталось убедить его, что я не овечка, а самый настоящий тигр, с когтями и зубами. А еще есть шикарный способ просто выкинуть из головы этот вечер. Раньше я не пользовалась им специально, но кажется пора использовать мою удивительную способность.

– И выпить. Водки.

– Значит расписка и водка, – ухмыльнулся он, а потом, не сдержавшись, рассмеялся. – Дэн! Неси. Бумагу и рюмку, – проголосил он, и блондин, с почти белыми бровями, закатил глаза, и мне показалось, что мазнул взглядом по Паше.

Наверное сейчас не вовремя было, но я все равно посмотрела на стоящего не шевелясь друга.

Белоснежный лист и графин с водкой как по волшебству оказались на черном лакированном столе. И вот уже Макар под мою диктовку, но со своими изменениями, пишет расписку.

Там он указывает, что после минета – горлового, уточняет Макар, – я и мои друзья отпускаются, и с нас снимается всякая финансовая и любая другая ответственность.

Как только этот повелитель всея дурдома, в который я попала, ставит свою размашистую подпись, я тут же вырываю из-под золотого паркера лист бумаги, залпом выпиваю рюмку водки и отношу расписку Паше.

Ну как отношу, несу, немного пошатываясь с непривычки – от такого-то количества алкоголя сразу.

Он в тот момент, что удивительно, смотрит не на меня, а на того самого блондина. Ладно, выживу – спрошу.

– Мне это никогда не показывай, спрячь, а лучше отнеси в хранилище, чтобы в случае чего можно было предъявить полиции, – говорю я еле слышно, но наш тет-а-тем не всем по душе.

– Кончайте базарить, наш босс тоже хочет кончить, – послышался чей-то глумливый голос и я, обернувшись, убедилась, что он не похож на Макаровский.

И это знание принесло легкую дрожь облегчения. Шутки шутками конечно, но сейчас момент очень серьезный.

– Вась, ты уверена, что сможешь? Давай лучше я? – предлагает мне Паша. Великодушно. Самоотверженно. И я, движимая эгоизмом, улыбнулась и кивнула.

Потому что ему не привыкать брать в рот всякую гадость, а я даже чужой язык на вкус не пробовала. Потому что ему это наверняка понравится, а мне точно нет. И то, что внизу живота собирается легкая тошнота возбуждения при виде улыбки Макара, ничего не значит. Абсолютно ничего не значит.

Паша кивает, отодвигает меня в сторону и набирает в легкие воздух, чтобы сказать:

– Я готов отсосать вместо Василисы.

Даже я не удержалась и прыснула, с какой пафосной торжественностью это было сказано. Про остальных и говорить нечего.

После секундной заминки заржали все. Все, кроме того блондина. Он лишь скривил в отвращении губы. И самого Макара. Он смотрел на меня и отрицательно качал головой.

– Твои губы, малыш, я ни на что не променяю. Ну что… Этого следовало ожидать. Поэтому я, собрав всю силу своего духа, подобрала слюни, сопли, смахнула невидимые слезы и пошла вперед.

В центр круглой мигающей огнями комнаты, туда, где стоял мой палач, стягивающий на моей шее невидимую петлю. От чего дыхание затруднялось, а воздух изо рта вырывался рвано. А в какой-то момент я и вовсе задохнулась.

Он просто сел и при всех начал расстегивать ремень и звенеть молнией.

Вы, блядь, серьезно? Это что еще за вуайеризм?

– Прямо здесь?

– А зачем нам куда-то идти?

– При всех?

– Так тут все свои, – слышится снова позади глумливый голос, а меня в спину толкают. Так что ноги подгибаются, и я тут же оказываюсь перед белой линией трусов Кельвин Кляйн. Кто бы сомневался.

Там, под этой тканью, виднелся бугор, и я сглотнула слюну. В этот момент Макар вдруг восклицает:

– Толик, свали, твой смех уже в печенках сидит.

– В расписке не было указано, что мне придется делать это при всех, – напоминаю о себе и тут же чувствую на своей светлой голове раздраженный взгляд.

Мужская рука нашла мое лицо, большой палец нажал на нижнюю губу, стараясь протиснуться внутрь, а потом резко рванул к трусам и прорычал:

– Обратного тоже не было указано. Бери, сука, в рот, пока я не начал шмалять из пушки.

Делать было нечего и я, мельком взглянув на Пашку, на Нику, протянула дрожащие руки к фирменной резинке трусов и оттянула ее.

Почти по лбу, ей богу. Мне прямо в лицо ткнулось это. Выпрыгнуло, как черт из табакерки.

Нет, то есть да, я видела мужские пенисы раньше. У младенцев, у трупов вместе с другими студентами меда и на статуях в музее. Даже у Паши как-то, мельком.

Они все напоминали вялых червяков, барахтающихся в грязи после дождя…

Но это… Это даже не поддается описанию.

Огромный, возвышающийся над моим лицом как Пизанская башня, член.

Гладкий настолько, что вен почти не видно, с темно-розовой головкой. Великолепный образец полового мужского органа. И будь у меня желание хоть когда-нибудь заиметь ребенка, именно от такого жеребца-осеменителя я бы хотела забеременеть.

– Ты чего там пялишься? – прогремел над головой вибрирующий голос с нотками нетерпения.

– Возможно, это первый и последний раз, когда я вижу настолько совершенный мочеиспускательный половой орган, я должна запомнить, а потом возможно написать диссертацию…