Любовь Попова - Голод

Как сурикаты на тигра, ей богу.

– Руки за голову и лицом в пол!

– О, – Макар даже улыбнулся, отпустил меня и увлек за свою широкую спину.

– Смело. Смело. Вы из какого отделения?

– Руки вверх! – закричал один из них, и я чуть вздрогнула, а Макар поднял обе руки и спросил с ухмылкой.

– Звонок то могу сделать или вы хотите патруливать улицы всю жизнь? Я Черкашин.

– Руки держи на виду, – после короткой паузы и перемигивания сказали мужчины.

Как оказывается просто решаются проблемы, когда можно немножко надавить. Когда есть связи.

– Не вопрос. Малыш, – поворачивает Макар голову и кивает на брюки. – Телефон достань.

Я достаю аппарат, встаю на цыпочки и отдаю ему в руку.

Дальше все происходит за считанные секунды и вот уже офицеры, чуть ли не кланяясь, уходят бочком. Вскоре они уезжают на машине, за лобовым стеклом которой из-за бликов солнца, не видно их бледных испуганных лиц.

И я уже улыбаюсь, машу им рукой, поворачиваюсь к Макару и рука, как и улыбка, словно поток воды опускаются вниз.

– Я… наверное пойду, – предлагаю, делая шаг в сторону, но уже знаю, как он зол и как ему хочется со мной разобраться.

Это заводит, заводит даже та боль, что возникает в руке, пока он тащит меня через клуб в свой кабинет и буквально швыряет на кожаный черный диван.

– Я что тебе сказал?! Какого хера, я пытаюсь тебе жизнь сохранить, если ты гоняешь городу, как ошалелая. Ты е*анулась? – пытаюсь встать, но толкает меня, и вбивает кулак в спинку.

– Ну, знаешь, – складываю я руки и отворачиваю лицо, – я ехала к тебе, чтобы всучить твои подачки.

– Подарки! – хватает он мой подбородок, сжимает большим указательным пальцем, поворачивает к себе мое лицо. – Это называется подарки!

– Подавись ими, – пинаю по голени, вскакиваю и гордо шествую к двери, зная что он впитывает каждое движение бедер. – Ты расстался со мной и сказал, трахаться, с кем я хочу. Так что…

– Что, блять?!

Знаю, что злю. Знаю, что довожу до белого каления.

Но все сделано тонко и с расчетом именно на это.

Не успеваю дойти до двери, как он дергает меня всей петерней за волосы, так что я вою от острой боли и шипит на ухо.

– Что за *уйню ты несешь? Да, и кто тра*ать тебя будет, ты воняешь как свинья. Что, все три дня в подушку рыдала, как девчонка?

Я держу его руку, чтобы хоть немного избавить себя от боли.

– Вот еще! – Лгу, отчаянно лгу. – Нужно мне рыдать из-за лошка, который даже любимую защитить не может.

– Сука! – толкает он меня, и врезаюсь боком в стол.

Откидываю растрепавшееся волосы, смотрю в его лицо.

Разгневанное. Злое. Пробирающее до дрожи. Чувствую, как подступает истерика. Снова.

Больно. Знаю, что надавила на самое больное. Выбрала нужную точку и расковыряла в кровь. Знаю, что мне за то достанется.

Хочу этого. Хочу всего, что он может мне дать. Собственно…

Пара шагов. Губы в губы. Не поцелуй – насилие!

Остро. В кровь. До волчьего воя. Так нужно. Так жадно.

Ткань на брюках рвется от натиска его руки. По ногам проносится слабый поток воздуха. Тело горит от возбуждения.

Его рука снова в волосах, тянет, разворачивает меня спиной, сдергивает майку и бросает голой грудью на стол.

– Сука! – Рычит он и пинком раздвигает ноги, и я хочу дернуться, но поздно, член словно удар плети входит одним слитным движением.

Боже. Боже!

– Еще! – как же хорошо, как же это растяжение влагалища его огромным членом мне было нужно.

Он хочет наказать за свою боль, причинить ее мне, а я только от одного толчка готова кончить.

Готова кричать от накатившего оргазма, что пронзает все мое существо.

– Еще раз…! – впечатывает он мое лицо в стол и срывает остатки штанов, врывается все дальше, упирается членом в матку и рычит на ухо, второй хлестко бьет по заднице. – Ослушаешься меня и поедешь в Америку. Будешь там со своим Хаусом тусоваться! Ты поняла меня. Ответь, Вася!

Я уже не слышу, шум в голове от острого удовольствия становится гулом и с губ срывается стон, пока он продолжает таранить мое нутро.

Вбивать меня в дубовый стол, пока по лицу стекают слезы счастья.

Да, больно. Да, почти насухо. Да, рука на голове тянет волосы.

Но Господи. Он во мне. Макар трахает меня все чаще, рвет душу словами о том, что не может быть со мной. Потому что я идиотка, потому что я не готова подумать об элементарной безопасности, а потом признается, что не может быть со мной, потому что сходит с ума.

– Трахать тебя хочу все время. Вижу и стояк, – рычит он мне в ухо и бьет головой о стол, пытается унять острый голод, который снедает и меня. – Три дня не видел и ломка. Так нельзя понимаешь, Малыш? Нельзя так жить. Нельзя разговаривать с серьезными людьми, а думать о том, как натянуть на кулак твою задницу. А ты, ты, – вбивается он все быстрее. Только и ждешь когда я тебя трахну, отказать не можешь. Готова раздвинуть ноги где угодно, готова ради меня на все.

Он вытаскивает член, тянет за волосы на себя, поворачивает и толкает на стол спиной.

А я реву, реву от боли и понимания «Прав». Он чертовски прав.

Нас несет. Видим друг дуга и колбасит похлеще, чем от наркотической ломки.

Я знаю. Видела как-то наркомана на дежурстве. Он кидался и кричал «Дайте дозу, всего одну дозу!».

Вот и мы. На дозе. Подсели. Похоть давно захватила наш мозг, не давая вспомнить о реальном мире. Сходим с ума, пока вылизываем другу друга до оргазма.

Кайфуем, пока курим кальян или смотрим Гриффинов.

Улетаем, трахая друг друга на краю балкона.

Погибаем без секса. И можем погибнуть.

Рука на его лице, ногти оставляют следы, хоть какие – то следы от меня, а ноги раздвигаются шире.

– Последний раз и я уйду, – шепчу сквозь слезы, елозя по столу на собственных слезах и свободной рукой провожу по идеальному члену, ласкаю головку, сжимаю основание. – Последний оргазм и нас больше не станет.

Он горько усмехается, оглядывает мою возбужденно вздымающуюся грудь. Гортанно рычит, кусает за сосок до острой боли и крика.

Врывается в истекающее лоно одним броском. Забивает гол. Выстреливает пулей. Въезжает скоростным составом. И двигается. Двигается.

Делает больно и двигается. Долго, грубо, настойчиво. Рука на шею и волосых.А он во мне. Натягивает на себя.

Порочно до пошлых смачных звуков. Сладко до ласки на покрасневшем соске. Важно до глубокого поцелуя в губы.

– Последний раз и ты сваливаешь из моей жизни.

– Последний раз и тебя больше не волнуется моя безопасность.

Говорим в глаза, сталкиваемся лбами, и я с восторгом слышу, с каким грязным чавканьем бросаются друг на друга наши тела.

Как два айсберга. Как два танка. Как музыкальные доли доводят до безумия.

Безумие и тот самообман, в который я погружаюсь, веря, что меня бьет конвульсии оргазма последний раз.