Литтмегалина - Год дурака

– ЗА РАБОТУ! Эх, крольчиха у меня мерзавка, последнего ночью съела. Даже шкурки не оставила.

Я заглянула в коробку и огорчилась: ночью Сократ выбрался из коробки и сбежал. Я искала его, но не нашла. Тем более никакого смысла здесь оставаться.

Как ни странно, но в тот день я никуда не уехала. И назавтра. И послезавтра. И послепослезавтра. Стартовала календарная весна, и даже фактическая, а я оставалась в Репьевке. То ли от избытка свежего воздуха, то ли от недостатка любовных романов, но в голове у меня прояснилось. Сельский быт открылся мне во всей своей мрачной монументальности – грязный, изнуряющий, тяжелый труд без выходных, потому что животные гадят и хотят есть каждый день.

Сьюзен Элизабет Филлипс была права, окуная холеную Франческу Бодин в загаженные унитазы, – зарывшись в грязь по уши, изнемогая от усталости, ведя несвойственный и экстремальный для тебя образ жизни, уже не можешь удержать свою маску, и тебе открывается твое истинное лицо. Как я жила? Что я о себе понимала? Почти шесть лет проработала на работе, которую ненавидела всем сердцем, чего даже не осознавала! Я задавала стандартные вопросы, ожидала стандартные ответы, а если не получала их, то вежливо улыбалась и обещала, что «мы вам перезвоним». Когда мне было нечем заняться, я шарила в социальных сетях и радовалась, что меня не дергают, не осознавая, что моя жизнь, первая и последняя, ценная и бесценная, тратится впустую. Нет, наверняка кто-то может выполнять и эту работу с душой… Я же чувствовала, что меня могла бы с успехом заменить несложная компьютерная программа. Я не видела смысла в своей деятельности и изнывала от скуки.

Нет уж, лучше я буду возиться в навозе.

От таскания ведер, и дров, и корма для скота, у меня несколько дней ломило поясницу, но зато перестала болеть спина, раньше частенько нывшая из-за долгого сидения за компьютером в офисе. Конечно, за день я упахивалась вусмерть, зато ночью лежала под потрепанным, еще советских времен, байковым одеялом и слушала тишину. Не бибикнет машина. Не сработает сигнализация. Никто не заорет песню спьяну, только сонно тявкнет собака. Ни единого голоса у меня в голове.

У меня не было времени себя разглядывать, но по тому отражению, что я мельком замечала в крошечном квадратном зеркале в предбаннике, я могла отметить, что внешне очень изменилась. Из глаз исчезло выражение, как будто я заблудилась и хочу спросить, где я, но не решаюсь ни к кому подойти. Черты моего лица стали более четкими, а волосы огрубели и торчали непослушной копной. Кроме того, мои руки все покрылись цыпками оттого, что я постоянно скребла и чистила, и мохнатость ног неприлично повысилась. Вот читаешь про очередную романтическую героиню, по воле судьбы застрявшую в глухой деревне, и никогда авторша не упомянет про волосатые ноги, хотя бритвы у героини нет, как и у меня (мне пришлось купить кое-что из белья, но бритву я сочла непозволительной роскошью). Ах, какие глаза у нее изумрудные! Какие волосы, темные, как ночь! И такие же чернущие волосищи на ногах, мы-то помним об этом.

Коровы оказались не такие тупые, как я решила поначалу. Я начала называть их по именам, гладить их длинные морды, и скоро они привыкли ко мне. Когда я смотрела в их темные, кроткие глаза, я испытывала глубокое умиротворение. Пеструшки были забавными, да и петух не так уж свиреп. Свиньи уютно похрюкивали. Хорошие отношения я не смогла наладить лишь со старым вредным козлом, пережившим всех своих козочек, да еще с преступной крольчихой, которой не могла простить грех детоубийства.

Сократ по-прежнему предпочитал жить свободно, забираясь в коробку лишь для еды и сна, но привык ко мне, и по вечерам, когда я лежала в постели, запрыгивал мне на грудь, где сидел с важным видом, иногда даже позволяя себя погладить. Поскольку он был совсем мал, когда я забрала его у матери-убийцы, мне пришлось какое-то время докармливать его из пипетки, делая смесь из творога, яичного желтка и сливок. С этой смеси у него дуло животик, но потом мне повезло раздобыть в Мирном сухой заменитель кошачьего молока, и все стало отлично, не считая ночных подъемов для кормежки, которых было не избежать. Странно, но хотя за советами я обращалась к бабе Фене, она как будто бы до сих пор не подозревала, что у меня в комнате живет кролик.

Мы с бабой Феней были словно созданы друг для друга. Она была беспощадна, как тренер олимпийской сборной. С ней оставались только два варианта возможных действий – бежать в ближайшую психлечебницу, заливаясь истерическим плачем, либо же превратить свои нервы в канаты. Сначала я отмалчивалась, потом начала отвечать. Странно, но бабу Феню это только забавляло. На мои оскорбления она заливалась радостным смехом:

– Что ж ты, молодая, а еле жопу свою таскаешь!

– А вам бы только гонять меня целыми днями, старая маньячка!

– Дам я тебе пинка, и покатишься в свой город, разгильдяйка!

– Да где же вы себе еще такую рабыню найдете?

– Такую тупую да неповоротливую – нигде!

– Была бы попроворнее да поумнее, уже бы вас хворостиной отхлестала!

Весь день мы переругивались, выполняя каждая свою работу, а вечером принимались за вязание и между нами повисала мирная тишина.

Почти каждый день по различным поручениям бабы Фени я ходила в Мирный – покупала продукты или относила вязаные шарфы и шали на продажу в магазинчик, с которым у бабы Фени была договоренность. Если поручений не было, я шла уже просто ради прогулки. Путь перестал казаться мне изматывающим. Он по-прежнему был длинным, но, кажется, в этом я и нуждалась: просто идти в одиночестве, философствовать, глядя на снег и небо.

Погода с утра стояла чудесная. Снег еще не таял, но блестел под солнцем, как бриллиантами осыпанный. Я шла быстро, раскрасневшаяся от морозца и движения, когда, свернув за поворот, увидела отважно топающую навстречу мне… Алю. Однажды это должно было случиться. Я даже не удивилась. Одета она была очаровательно – элегантное розовое пальто, развевающийся длинный голубой шарф и фиолетовые замшевые сапожки на высоченных каблуках. В довесок прилагались серьги-кольца, макияж как из салона, наклеенные ресницы и завитые в крупные локоны золотисто-рыжие волосы. Героини «Секса в большом городе» ее бы оценили, но деревенские – вряд ли. На шпильках чертовски неудобно выгребать навоз из коровника. Да и розовый цвет непрактичный…

– Привет! – она запыхалась, но только слегка. Любительница фитнеса была в отличной форме.

– Привет, – ответила я будничным тоном, будто не пропадала целый месяц, перед этим променяв ее сына на директора-неврастеника. – Если ты со мной, то поворачивай обратно в Мирный.

– Я с тобой. Какая ты стала красивая. Неплохо бы пройтись по лицу скрабом, и масочку успокаивающую сделать, и кремом потом помазать… но красивая. Ты похудела?