Дэй Лакки - Отморозок [publisher: SelfPub]

Вижу только его – как напрягаются мышцы руки, которой он ласкает меня. Как над его губой появляется капелька пота, которую мне хочется слизать языком, но я этого не делаю, нет. Не решаюсь.

Поднимаю руку и провожу по его губам.

Мне хочется хотя бы так – очертить его губы, узнать, какие они: жесткие, грубые, как его прикосновения, или же…

Его ладонь трет сильнее, и я беспомощна перед этой лаской – цепляюсь за плечи Эрика, чтобы хоть как-то удержаться в этой реальности. Потому что мой мир рушится, меркнет, заменяется огненными искрами, которые пронизывают все мое тело. Заставляя меня дрожать, извиваться, заставляя желать большего и тянуться за жесткой рукой.

– Еще… – шепчу, не в силах сдержаться. – Еще, пожалуйста…

Царапаю плечи Эрика, тяну его на себя, не отдавая в этом отчета. Пусть это выглядит как еще одно мое желание, не имеет значения. Но когда он снова прикасается своим лбом к моему, мне становится легче. Чуточку легче, потому что его губы так близко, и я слышу его рваное дыхание на своих…

– О, господи… – шепчу почти в забытье, когда на смену ладони вновь приходят пальцы.

Мне казалось, я к ним привыкла? Я ошибалась. Это другие прикосновения – они словно собирают все искры моего удовольствия в одной точке, и…

«Сильнее! – теряясь в этом ворохе искр, требую я. – Сильнее, пожалуйста!»

И я даже не знаю, подумала я это про себя или произнесла вслух.

Но он делает так, как я просила. Или требовала? А я…

Понимаю, что не выдержу.

Не смогу.

Понимаю, что выдам нас своим стоном. Но не в силах контролировать его так же, как и свое тело, которым владеет сейчас Эрик. Кусаю губы, задерживаю дыхание, а потом…

Впиваюсь ногтями в плечи Эрика, подаюсь вперед, навстречу его пальцам, и…

Мой рот накрывают жесткие губы.

Не целуют – нет.

Это не поцелуй, это просто печать, которая закрывает мои уста. И позволяет стонать так, чтобы не услышал никто. Только он. Тот, кто заставляет меня забыть обо всем, и думать только о нем, чувствовать только его, видеть только его, ощущать лишь его вкус.

И, задрожав от шторма, который скручивает меня изнутри, рассыпаться тысячей мелких песчинок. Которые уже никогда не соберутся обратно, которые уже никогда не будут прежними после пережитого.

Я прихожу в себя медленно.

И лишь когда открываю глаза и снова вспоминаю, что можно дышать, что умею, что так надо – пальцы Эрика, погладив меня на прощанье, выскальзывают из моих трусиков.

Влажных из-за моих соков.

И будто акцентируя на этом внимание, пальцы Эрика поглаживают меня уже поверх трусиков. А потом спокойно опускают мою юбку, даже поправляют ее.

– Я же говорил, что это простое желание, – отступив от меня, Эрик пожимает плечами, будто не замечая того состояния, в котором я все еще нахожусь. – Так что на будущее я придумаю что-то сложнее.

Он выходит из комнаты.

Не оглянувшись, не сказав больше ни слова.

Равнодушный, холодный, как будто не его дыхание обжигало мои губы. И как будто он не крал мои стоны.

Не думать… я просто стараюсь не думать о том, что случилось… у него ведь получается, чем я хуже? У меня тоже получится!

Это пустяк.

Ничего не значит, и вообще…

Я влетела в свою комнату, как ошпаренная.

Рухнула на кровать и накрылась с головой.

Хотелось спрятаться, исчезнуть, рассыпаться песчинками. Я бы выбрала любой вариант, лишь бы перестать думать о том, что случилось.

Это не я.

Это будто была не я, не я извивалась от его пальцев, не я насаживалась на ладонь, царапала его плечи и просила «еще»…

Но память безжалостна. Она раз сто прокрутила мне все, что происходило, напомнила о деталях, которые тогда ускользнули. И заставила вновь ощутить отголоски желания, которое, казалось, остыло.

Мне понравилось…

И я кончила.

Впервые кончила от пальцев мужчины.

Не знаю, сколько я пролежала так – без движения, без мыслей, прислушиваясь к тому странному, что творилось сейчас с моим телом.

Из этого состояния меня вывел звук сообщения на телефоне.

«Ты ведь зайдешь пожелать мне спокойной ночи? И да, это мое желание».

Быстрым шагом я вошел в комнату и прямой наводкой отправился в душ.

Нет, я вовсе не хотел смыть с себя пыль и грязь этого дня. Цель у меня была другая – немного геля для душа, положить руку на член и двигать ею до тех пор, пока мощным взрывом не придёт облегчение.

Стоило мне прикрыть глаза, как передо мной вставала картина: Шерон, прижатая к стенке, и моя рука у неё в трусиках. И её взгляд – удивлённый, ошарашенный и… голодный.

Она впивается ногтями мне в спину, часто дышит, и, хоть старается себя сдерживать – но всё-таки жадно подаётся навстречу моей ласке. Грёбаный свет!

Мой первый трах был в четырнадцать, в летнем лагере с вожатой, и с тех пор мне казалось, что я попробовал и испытал уже всё. Смазливая внешность и папины деньги открывали мне дорогу в любую постель. У меня даже был тройничок с двумя близняшками, которые вылизали мне такие места, о существовании которых я тогда не догадывался.

Но только самым крышесносным, что со мной случилось за всю мою жизнь, было то, что произошло сейчас в уголке отцовского дома, и я даже не доставал член из штанов!

Шерон. Чёртова Шерон – она не лгала и не притворялась – она действительно была такой: хорошая, правильная, чистая девочка. Только под этой правильностью скрывается настоящий вулкан, огонь. И я вдруг понимаю, что я этого хочу. Не заставить, не принудить – а вытащить наружу всю эту жару и чувственность, получить её в единоличное пользование.

Мне хочется, чтобы сейчас она стояла передо мной на коленях, смотрела так же растерянно и беспомощно, когда впервые прикоснулась языком к моему члену. Только на этот раз чтобы она отпустила себя, позволила себе все, что крутится в ее мыслях.

А ведь крутится, иначе она бы тогда не сделала этого. Просто повозила бы по моему члену ладонью на отъебись. Честно говоря, на большее я не рассчитывал.

Блядь…

Упираюсь рукой в холодную стену, а второй продолжаю дрочить, как безумный. Жестко, сжимая с силой, потому что картинка в виде Шерон на коленях слишком соблазнительна, яйца сводит от желания быстрой разрядки.

Ее губы, которые я пока не пробовал… моему члену повезло куда больше…

Хочу провести по ним головкой члена, заставить ее приоткрыть рот, и вставить. Вставить, мать твою, так глубоко, как она выдержит. До хрипа, до слез. И чтобы смотрела в глаза, чтобы видела, что я с ней делаю, чтобы понимала, что полностью в моей власти.

Намотать на кулак ее волосы, подтянуть к своему паху, и долбиться… долбиться в рот, который до меня не пробовал ни один мужик. Никто ее не касался… никогда не думал, что мысли об этом настолько заводят.