Ника Иванова - Золушка для Бриллиантового Принца [СИ]

‒ Ты планируешь быть завтра на показе Джузеппе Сальдивари? ‒ неожиданно поинтересовался Чезаре.

‒ Не знаю. Пока ещё не решил, ‒ пожал я плечами. ‒ Приглашение я видел сегодня у себя на столе.

‒ Я советую тебе посетить это мероприятие. Там будет интересно. Очень, ‒ многозначительно намекнул Чезаре.

‒ Н-да? Я буду!

‒ Тогда до завтра. Я провожу.

Мы почти дошли до двери, когда прозвучал звонок. Чезаре вздохнул, пробормотал что-то по поводу наплыва неожиданных гостей и отворил дверь. Его усталость мигом слетела, сменившись яростью. Такой скорости смены эмоций я никогда у него не видел. Грядёт буря, надо ноги уносить. На пороге, с небольшим чемоданом на колёсиках стоял высокий импозантный мужчина. На вид я дал бы ему не больше сорока, несмотря на обильную седину. Холёное красивое лицо, уставший властный взгляд. Если судить по дорогой одежде известной марки, мужчина далеко не беден.

‒ До завтра, Франко, ‒ спокойно произнёс Чезаре, но в этом спокойствии было столько эмоций. Я пожал ему руку и вышел, пройдя мимо слегка посторонившегося мужчины. Напоследок услышал рычание:

‒ Какого дьявола тебе здесь нужно, Тони?

Отступление второе. Поздний вечер в Милане.

Чезаре всматривался в знакомые черты и не мог понять, что же он нашёл когда-то в этом человеке. Его Тони никогда не выбросил бы своего сына за черту собственной жизни. И никогда не усомнился бы в любимом, родном и беззаветно преданном человеке, таком, какой для него была Бьянка. После почти семнадцати лет счастливого брака, основанного на любви и доверии, как он смог поверить инсинуациям какой-то стервы? Гала лично ему, Чезаре, никогда не нравилась. Он в первый же момент знакомства почувствовал фальшь, сочившуюся изо всех пор её кожи. Но… Бьянка была слишком добрым человеком и сразу же пожалела знакомую, попавшую в бедственное положение. А эта женщина успела изучить Тони достаточно, чтобы узнать его слабые места. Он был слишком ревнив.

‒ Ты меня впустишь, или так и будешь держать на пороге? ‒ вырвал Чезаре из ступора хмурый голос.

‒ А ты сначала убеди меня, что я должен впустить тебя в своё жилище, а не спустить с лестницы, ‒ в тон ответил он.

‒ Нам необходимо поговорить? ‒ сделал пробную попытку Тони.

‒ Мы уже говорили. Пять лет назад.

‒ Говорили? ‒ хмыкнул мужчина. ‒ По-моему мы подрались, а не поговорили.

‒ Сам виноват! ‒ огрызнулся Чезаре.

‒ Виноват, ‒ отвёл глаза в сторону гость. ‒ Я хочу помириться с сыном.

‒ А у тебя есть сын? В тот наш памятный разговор ты, Тони, назвал его чужим ублюдком.

‒ Чезаре, не дави на больную мозоль! Я помню и без тебя всё. Был неправ!

‒ Чтобы это понять, тебе понадобилось пять лет? Как же ты сумел заработать такое состояние, если настолько долго до тебя доходят элементарные вещи? Просто экономическое чудо!

‒ Чезаре! ‒ рыкнул уже нетерпеливо Тони, стукнув кулаком по двери. ‒ Я всё равно встречусь с ним, хочешь ты этого или нет!

Чезаре развёл руки в стороны и шутливо поклонился, отходя от двери и давая гостю дорогу. Тони стремительно ворвался в квартиру, видимо опасаясь, что хозяин передумает. Он бросил вещи и громко позвал:

‒ Марко! Я знаю, что ты здесь!

‒ Не кричи, он спит. Только недавно вернулся, ‒ произнёс Чезаре, подходя к небольшому столику и наливая в два пузатых бокала коньяк. Один он протянул своему старому другу. Хотя… другу ли? Антон Лойе мог быть кем угодно, только не другом.

‒ И где же он бродил? ‒ изволил поинтересоваться Тони, взяв бокал. На один короткий миг их пальцы соприкоснулись, и словно молния пронзила обоих. Чезаре отвернулся и не заметил, как вздрогнул Тони.

‒ Один мой друг попросил у Марко помощи. Парень не смог отказать. Твой разговор не может подождать до утра? Поехал бы к жене и доченькам. Отдохнул с дороги.

‒ Издеваешься, ‒ хмыкнул Тони. ‒ Гала ничего не знает о моём приезде. Я отправился к вам прямиком из аэропорта.

‒ С чего такая таинственность?

‒ Я подал на развод, ‒ чётко произнёс Лойе и повернулся, услышав шорох у двери. Там стоял Марко, полностью одетый и с собранными в хвост волосами.

‒ Где-то собака сдохла? ‒ скептически поднял точёную бровь его сын.

‒ Просто я перестал прятать голову в песок и сделал анализ. Сам. Ты действительно мой сын.

‒ В этом сомневался только ты, ‒ безразлично пожал плечами Марко, присаживаясь в глубокое мягкое кресло. Он поставил локти на колени, сцепил руки и внимательно вперил взгляд в отца, ожидая дальнейших слов. Тони понял, что никто помогать ему не будет.

‒ Каждый человек, Марко, переносит горе по-своему. Мне было очень и очень тяжело во время болезни твоей мамы. Я знал, что потеряю её. А после смерти горечь настолько захлестнула меня, что я потерялся в ней. Не мог работать, не мог находиться в доме, где столько лет мы прожили счастливо.

‒ Не одному тебе было тоскливо и тяжело. Ты мог прийти ко мне, но пошёл к ней, ‒ в спокойном голосе Марко прозвучал упрёк, и Тони знал, что заслуженный.

‒ Мне необходима была близость с кем-то, кого бы я не любил. Обычная физическая близость. Но… Гала умеет найти нужные слова в нужный момент. Один из старых поклонников Бьянки подошёл ко мне и выразил соболезнования, а она… Гала вдруг расплакалась и призналась, что все эти годы любила меня. Это выбило меня из колеи. А потом она назвала несколько знакомых имён, упомянув, что… Впрочем, неважно. Я позволил себе усомниться в Бьянке, потому что вдруг стало легче. Потеря стала легче.

‒ Я не понимаю, ‒ покачал головой Марко. ‒ Как ложь может облегчить боль?

‒ Может, ‒ грустно усмехнулся Тони, делая очередной маленький глоток коньяка. ‒ Когда одна боль становится сильнее другой. Боль от потери заставляет плакать сердце, а боль от предательства злиться душу. Это легче, чем любить того, кто бросил тебя и ушёл туда, откуда нельзя вернуться.

‒ Но она же не виновата в этом. Никто не виноват, отец.

‒ И это тоже мне известно, но я нашёл своё лекарство от горя. А потом Гала принесла те бумаги, где чёрным по белому было написано, что ты не мой ребёнок.

‒ И ты поверил, ‒ напомнил об ошибке Чезаре. Он давно уже выпил свою порцию и теперь крутил в длинных красивых пальцах пустой бокал.

‒ Одна ложь легла на другую, и я позволил себе оказаться в дураках.

‒ Почему ты сделал анализ? ‒ задал вопрос Марко.

‒ Я словно проснулся от долгого сна, когда решил, что отпущу тебя. Сказать было так легко, тем более меня как будто подталкивали к этому шагу. То враньё Летти, когда она рассказала о твоей ориентации и работе в клубе, было первой ласточкой, заставившей меня задуматься. Я стал вспоминать все ваши конфликты и словно из маленьких осколков мозаики выкладывать цельную картину. А потом история с портретом. Как она могла так поступить?