Ульяна Гринь - Профессионально беременна

— Кто там? — громко спросила я, положив ложку. Голоса стихли. Почудилось, что ли?

В дверь постучались. Я выпрямилась и сказала напряженно:

— Войдите.

В проеме показалась голова Данилы. Он широко улыбнулся:

— Как дела?

Он издевается?

— Ты две недели ко мне вообще не заходил, а сегодня появляешься как ни в чем не бывало и задаешь дурацкие вопросы?!

Я не злилась. Я была обижена. Думала, что он все же зайдет — с извинениями или без. А он не зашел. Ни разу за эти четырнадцать дней! Даже вечером, даже утром перед работой… Значит, решил со мной расстаться. Но пусть не считает меня дурочкой. Детей я ему не оставлю!

— Прости, золотце, я был очень занят.

Беркут вошел в комнату целиком, и я удивилась. Мой муж в Адидасах? Он никогда не носил спортивный костюм. Кроме как в СИЗО. Но сейчас-то он не в СИЗО? Что с ним случилось?

— Чем это таким важным ты был занят?

Я очень сильно постаралась, чтобы в моем голосе не сквозила обида, но это мне плохо удалось. Данила присел рядом и принюхался:

— М-м-м, новый повар готовит лучше, чем Тома!

— Где ты был?!

Мне хотелось его ударить, поцарапать, сделать больно. Точно так же, как он причинил мне боль. Отомстить… Но я знала, что не смогу. Слишком люблю его. Слишком много глупостей натворила. И эти обидки только прикрывают страх, что Данила уйдет и не вернется. Я не хочу потерять его!

— Я готовил тебе сюрприз, — усмехнулся муж.

— Терпеть не могу сюрпризы, — осторожно сказала я. — У нас гости? Я слышала голоса.

— Это и есть сюрприз, — спокойно ответил он. — Но я не хочу, чтобы ты волновалась.

— Ну конечно! И этими словами ты не заставляешь меня волноваться еще больше!

— Ладно, ладно, золотце, не ругайся.

Он накрыла ладонью мою руку и вдруг принял совершенно немыслимо виноватый вид. Беркут и виноватый вид — вещи несовместимые в одном помещении! Что он задумал? Кого привел? Мне же не показалось… Или показалось? Но до Хабаровска десять часов лета!

Я сделала большие глаза и замерла. Так вот где он пропадал две недели! Он летал в Хабаровск!

— Что ты сделал? — напряженно спросила я. — Отвечай немедленно!

Вместо ответа Данила встал и открыл дверь в коридор, махнул рукой. Мое сердце сжалось в тревожном спазме. И в следующую секунду я уже разревелась, как маленькая…

— Мама… Мамочка…

Она долго сидела, обняв меня, и гладила по голове. Молча. И мне, оказывается, нужно было именно это: чтобы мама была рядом, чтобы не говорила ничего, никаких пустых слов, никаких укоров, никаких наставлений.

А когда мои слезы иссякли, я вдруг поняла, что мне нечего ей сказать. Мучительно стыдно за свой побег, за трехлетнее молчание в трубку телефона и за то, что не доверяла самому родному человеку на земле. Но мама и тут оказалась на высоте. Она велела:

— Теперь рассказывай мне все!

Я застыла. Что — все?

Мама продолжила:

— Кого ждете, сколько срок, когда рожать?

Выдохнув, я слабо улыбнулась:

— Кого ждем пока не знаем. В следующий раз на узи спрошу. Сейчас всего третий месяц…

— Ничего себе! А живот как у пятимесячной!

Мама приложила ладонь к туго натянутой коже, как на барабане, и спросила:

— Толкаются?

— Ага, — я погладила живот. — Подозреваю, что там футбольная команда!

— Тройняшки, с ума сойти… Придется няню нанять, наверное, сама ты не справишься.

— Футбольная команда — это просто отлично, — пробасил папа от двери. — Привет, дочь, как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — смутилась я. — Только вот лежать сказали.

— И правильно, и лежи, — кивнул он.

— А где Димка?

— Где-то возле кухни отирается, к гадалке не ходи, — усмехнулась мама.

— Пойду-ка я гляну фронт работ, — папа почесал затылок и исчез из поля зрения. Я спросила:

— Каких еще работ?

— Я же тебе не сказала, — мама спрятала глаза. — Завод наш закрыли, работы нет… А твой муж предложил переехать сюда, к тебе поближе. И работу предложил нам обоим. Димку в школу отправить какую-то дорогую…

— Вот жук, — пробормотала я, улыбаясь сама себе.

— Кто? Муж твой? По-моему, очень милый и неглупый мужчина. И старше тебя, что немаловажно! И зарабатывает хорошо…

— Все равно жук.

— Ну и пусть! — оптимистично заявила мама, вставая. — Ладно, нам вещи разобрать надо. Остальной багаж придет позже, а пока самое необходимое.

— Подожди! Я не поняла… Вы что, уже согласились? — удивилась я. Всегда считала родителей недвижимыми глыбами. Где родились, там и пригодились. И квартиру не меняли, хотя могли бы. А уж дача для них вообще была сокровищем! И вот так все оставить, переехать на другой конец страны…

Мама покачала головой, глядя на меня с улыбкой:

— Эх, Евочка, моя девочка… Конечно, согласились! Во-первых, рядом с тобой, во-вторых, на одну мою зарплату не проживешь, а в-третьих — это же Санкт-Петербург! Жить здесь — это недостижимая мечта! Здесь же Эрмитаж, Петродворец, здесь столько музеев, сколько нет на всем Дальнем Востоке!

— Подумать только! Из-за музеев! — рассмеялась я. Мама погрозила мне пальцем:

— Это всего лишь в-третьих!

Когда она ушла, в спальню просочился Данила. Вид у него был странный. Он то ли собирался свистеть с независимым выражением лица, то ли — попросить прощения. Ясное дело, я предпочла бы второе. Но мой любимый муж просто плюхнулся на кровать мне в ноги. Взвизгнув, я толкнула его в плечо:

— Я чуть не пролила суп!

— Ну и пролила бы, — беззаботно отмахнулся Беркут. Потом повернулся на бок, подперев голову рукой, спросил: — Ну как? Мой сюрприз тебе понравился?

— Ничего такой, норм, — ответила я, прищурившись. — Как ты узнал мой адрес, во-первых?

— Тоже мне, секрет века! Достаточно иметь проверенные каналы, и дело в шляпе.

— Никакие каналы не помогут подмазаться к моим родителям! Как ты уговорил их переехать в Питер? И какую такую работу пообещал?

— Ну-у-у, золотце! Я не стану выдавать тебе мои тайны! Скажем так: мы подружились. Особенно когда я сказал, что люблю тебя и собираюсь всерьез сделать тебя счастливой.

Я недоверчиво глянула на него, скосив глаза, спросила подозрительно:

— Ну и зачем было врать?

— Я никогда не вру, золотце, — он подался вперед и обнял мои колени. — И не пинайся, я соскучился.

— Ты как-то неправильно признаешься мне в вечной любви!

— Потому что я не такой, как все остальные, ты же сама мне сказала!

— Я такое сказала? Не помню…

— Кокетка! Не отпирайся от собственных слов.

— Буду, мне можно. Еще целых шесть месяцев!

— Пять с половиной.

— Подожди, так ты меня простил? — спросила я серьезно. Данила покрутил головой и сказал в ответ:

— Мне не нужно было тебя прощать. Я просто представил, что тебя нет и не будет. Мне стало очень неуютно. Говорят, это и есть любовь.