Кэти Макгэрри - Эхо между нами

– Ты всегда желанный гость в моем доме, – говорит Назарет, и мне становится легче. Людям всегда нужно быть осторожными в том, кого приглашать в дом, потому что, как только ты смиряешься со смертью, то проигрываешь и битву, и войну.

– Почему ты со мной дружишь?

Я не совсем понимаю, почему задала этот вопрос, но все же он прозвучал. Как будто я потеряла контроль над собой.

– Имею в виду, что другие люди не хотят быть моими друзьями, так что… Почему?

– Потому что ты – это ты, а я – это я. Вместе нам хорошо. И ты, ко всему прочему, никогда не спрашивала, кто мой настоящий папа и почему мы с мамой переехали сюда. И никогда не спросишь. Ты принимаешь меня таким, какой я есть. Ничего больше. И никак не меньше.

Он никогда не говорил мне этого раньше.

– Джин твой настоящий отец.

Назарет одаривает меня одной из своих редких странных улыбок. Мое сердце на мгновение замирает, отчего мне становится и радостно, и грустно одновременно.

– Входи, пока не потеряла сознание.

Запах готовящейся еды, доносящийся с крошечной кухни, кружит мне голову, и я падаю. Все звуки заглушаются из-за ужасного рева в ушах. Я неуверенно поднимаюсь на ноги, но тут же чувствую чьи-то руки на своем лице. Добрые темные глаза матери Назарета пристально смотрят в мои, и, хотя я не слышу, что она говорит, читаю по губам.

– Тебя будет тошнить от еды?

Я киваю и едва различаю ее слова, как будто она блеклый голос плохо настроенной радиостанции.

– Давай сделаем так, чтобы тебе стало лучше, и уложим тебя в постель. Я кое-что вырастила специально для тебя.

Грир берет меня за руку и ведет через парадную дверь в свой садовый домик. Там я сажусь за столик, который она использует для горшков и пересаживания своих цветов и растений. По другую сторону от меня сидит Назарет. Он аккуратно работает пальцами с бумагой для самокруток.

После этого встает, берет зажигалку с верхней полки, заполненной тоннами растений в горшочках – в основном всякими пряностями, – и садится на скамью рядом со мной. Он закуривает и осторожно выпускает дым в мою сторону. Назарет продолжает вдыхать и выдыхать, пока вокруг меня не образуется облако.

Я закрываю глаза и вдыхаю странный запах. Почувствовав небольшое давление на руке, я приоткрываю глаза, чтобы взять косяк из пальцев Назарета. Подношу его к губам и вдыхаю. Мои легкие, кажется, вот-вот взорвутся.

Звук открывающейся двери заставляет меня перевернуться на кровати Назарета. Я открываю свои тяжелые веки и поднимаю голову. Мой сон был глубоким и спокойным, конечности стали ватными, но это приятное чувство. Копна непослушных рыжих волос появляется в дверном проеме. Это Джесси. Он подносит мобильник к уху и шепчет:

– Да, она здесь. Ви, это твой папа.

В комнате темно из-за плотных штор, и я бросаю взгляд на электронные часы на комоде. Уже семь. Моя голова бессильно падает на подушку. Папа. Я забыла позвонить ему. Протягиваю руку и показываю пальцами «дай мне трубку».

– Держи, – Джесси выглядит виноватым, когда протягивает мне телефон. – Извини, что разбудил тебя, но твой папа очень волновался. Ему было недостаточно услышать, что ты здесь.

– Не надо извиняться, – мой голос охрип от сна. – Я хочу поговорить с ним.

Я должна была позвонить ему раньше или, по крайней мере, попросить Назарета написать ему, но даже не подумала об этом из-за боли. Скорее всего, мой мобильник так и лежит в рюкзаке на полу в машине Назарета.

Джесси уходит, и я потягиваюсь, поднося телефон к уху.

– Привет, пап.

– Эй, – он пытается скрыть беспокойство, но дрожащий голос выдает его. – Как дела, орешек?

– Лучше.

– Мигрень?

– Да.

– Очень сильная?

– Да. – На самом деле одна из самых худших. – Но я смогла досидеть до конца уроков. Назарет встретил меня и привез к себе домой. Извини, что не позвонила, но я отрубилась, как только приехала сюда.

Папа молчит несколько секунд, так как знает, что это означает: я курила травку. Лекарство от мигрени, которое прописал мой врач, не смогло облегчить мою ужасную боль ни на секунду. Когда папа сказал об этом доктору, тот выписал другие лекарства, но они давали ужасные побочные эффекты. Например, сильно влияли на желудок, будто разрывали его на части. Может быть, не в буквальном смысле, конечно, но мне так казалось.

Хотя мой отец – он сам признавался – курил траву, когда был подростком, и знает, что ее употребление может помочь мне с симптомами болезни, он все еще остается отцом [7] Редакция обращает внимание читателей: употребление подобных средств запрещено законодательством РФ и смертельно опасно для здоровья. . На протяжении долгих лет ему вдалбливали, что наркотики – это плохо, а еще хуже – быть родителем, позволяющим своему ребенку принимать их. Все это заставляет его чувствовать себя паршиво. Не помогает и то, что все, связанное со мной, давит на него, словно он удерживает в своих руках всю Вселенную.

Так что мы с ним договорились: я употребляю только тогда, когда мигрень разрывает мою голову на части, и я говорю ему правду, если действительно курю.

– Передай Джесси, я извиняюсь за то, что позвонил ему, но я пытался сперва связаться с Назаретом и… Хорошо…

Папа замолкает.

Назарет не ответил, но папа не позвонил его родителям, потому что у него нет их номеров. Ни у кого нет, кроме их собственных детей. Но, даже если бы папа позвонил им, они бы не ответили. Хотя Назарет не так отстранен от современного мира, как его родители, он все же не из тех, кто следует социальным правилам. Он носит свой сотовый, только когда хочет, и тот часто на тихом режиме, когда он у него с собой. И у него есть привычка не проверять телефон в течение нескольких дней.

– Мне очень жаль, – говорю я. – Не хотела тебя волновать.

– Я все понимаю. Все нормально. Ты можешь сделать мне одолжение?

– Что угодно.

Особенно после всего этого.

– Я хочу, чтобы ты начала следить за своими мигренями. Отмечай дни, когда у тебя болит голова, в календаре на кухне и пронумеровывай их от одного до десяти в зависимости от уровня боли. Кажется, они стали чаще.

Я кривлю губы, так как папа, пребывающий в состоянии повышенной готовности, никак не вписывается в мои планы. Я не рассказываю ему про призрак мамы, но не буду лгать о своих мигренях. Я обещала и папе, и маме, что всегда буду с ним откровенна.

– О’кей.

– Если мигрени действительно участились и они очень сильные, то я попрошу доктора сделать тебе МРТ.

Я держу телефон подальше, так как от этой идеи у меня слезятся глаза. Мне не нравится ходить к врачу и делать эту магнитно-резонансную томографию. Не нравится сдавать свою кровь на анализы, а еще я ненавижу, что папа должен менять свои планы из-за такой ерунды.