Александра Миронова - На исходе февраля

В восемь утра, закончив все манипуляции, она собралась было набрать его номер, но осеклась. Что если Ксения рядом? Надо повременить, пусть уедет в офис. Господи, да она ведет себя как самая настоящая любовница, вынужденная скрывать роман от чужой жены. Ладно, позвонит ему ближе к обеду, или же он наберет ее.

Стены коридора смотрели на нее пустыми глазницами светлых пятен, оставшихся после снятия картин. Так дело не пойдет. Надо красить коридор или же сменить обои. Здесь вообще нужно все переделать. Хотя нужно ли?

Кира застала мать в размышлениях. Та сидела на стуле в огромной кухне перед накрытым по всем правилам столом. Свежая скатерть, тарелки из очередного антикварного сервиза, в конце концов обнаруженного в одном из массивных дубовых буфетов. Вторая чашка натурального кофе уже успела остыть. Как и первая, она показалась ей безвкусной. К сливочнику со свежими сливками Марина так и не притронулась. Просто сидела, глядя в окно, из которого открывался вид на уютный зеленый дворник, не требовавший никакой переделки в отличие от ее родного двора, и думала. Стоя на краю грандиозного решения.

— Мама? Что-то случилось? — Кира, кажется, так и не переоделась со вчерашнего дня. Спала все в той же пижаме. Не умыта и не расчесана.

— Ты в школу думаешь идти? — Марина перевела спокойный взгляд на дочь. Теперь, когда она все решила, ей было легко говорить. Чем быстрее она с этим покончит, тем проще и легче будет для всех.

— Я не хочу в школу. Позвони и скажи им, что я заболела, — почесываясь, Кира направилась к чайнику, включила его и открыла холодильник. Окинув задумчивым взглядом полки, погрузилась в размышления, чем бы ей позавтракать. Предложи ей кто даже год назад на завтрак сыр, ветчину, мюсли с молоком или сырники, она бы с радостью умяла все, а сейчас ни один из продуктов не вызывал ни малейшего желания.

— А когда захочешь? — почти равнодушно поинтересовалась Марина, но в душе все равно теплилась надежда, что сейчас дочка скажет что-то, что изменит ход событий, и ей не придется идти на крайние меры.

— Не знаю, — пожала плечами Кира, делая выбор в пользу сыра и оглядываясь по сторонам в поисках хлеба.

— А что ты дальше собираешься делать? Играть ты больше не хочешь, школа тебя не интересует. В пятнадцать лет закончишь учебу и пойдешь учиться на парикмахера?

— Почему на парикмахера? — искренне удивилась Кира, найдя хлеб и неспешно делая бутерброд. Худенькая, даже тощая, в слишком большой пижаме, она опиралась на одну ногу, другой почесывая опорную щиколотку.

— А чем ты собираешься заниматься? — поинтересовалась Марина, немного раздражаясь и с трудом перебарывая в себе желание подойти к дочери, отобрать у нее кусок сыра, который Кира начала беспощадно терзать ножом, и сделать ей нормальный бутерброд.

— Ну не знаю. — Отрезав толстый ломоть хлеба, Кира бросила на него криво порезанный сыр и, откусив смачный кусок, плюхнулась за стол. — Вначале попутешествую, посмотрю, как люди живут, поищу себя, пойму, что мне интересно, а потом решу. Какие проблемы? Если что, потом в колледж какой-нибудь пойду или в университет. Да и вообще, высшее образование в жизни не главное, вон у скольких миллиардеров его нет.

— Да, наверное, — кивнула Марина и вздохнула. Чуда не произошло. — А как ты собралась путешествовать?

— Ну что значит «как»? — удивилась Кира, разговаривая с набитым ртом. — Куплю билеты, забронирую гостиницы и поеду путешествовать. Точнее, мы поедем. Тебе придется поехать со мной, я ведь несовершеннолетняя. Только я хочу куда-нибудь в экзотику. В Непал или, там, в Бутан с Мустангом, там круто, и мало кто туда ездит. В Бутане вообще, говорят, королевство счастья есть.

Марина, как бы она ни храбрилась и ни уговаривала себя, что поступает правильно, так и не отважилась поднять глаза на дочь, прежде чем прервать ее нехитрые размышления и обрушить бомбу. Перевела взгляд в окно, уставилась на нахальную ветку старого дерева, щекочущую листвой чисто вымытые стекла.

— Интересно, — равнодушно прокомментировала она, не особо вслушиваясь в болтовню дочери.

— Надо сделать загранпаспорта, сейчас можно вообще за три дня все сделать, — откладывая бутерброд в сторону и загораясь энтузиазмом, объявила Кира.

— Это не горит, доченька. — Сейчас или никогда.

Марина перевела взгляд на Киру и словно по-новому увидела дочь. Еще совсем маленькая и неразумная. Может, не стоит так? Живут же как-то дети богатых родителей и даже преуспевают в жизни. И совсем необязательно те, у кого нет средств, пробивают себе дорогу наверх.

— Почему не горит? А чего ждать? — не поняла Кира. — Летом там сезон дождей — не проедешь. Весна — самое то.

— Не горит, потому что у нас нет средств на такие поездки, — тихо, но так, чтобы дочь услышала, прошептала Марина.

— В смысле «нет»? А куда они делись? — не поняла Кира, с искренним недоумением глядя на мать.

— Их нет, потому что я решила отдать все деньги на помощь талантливым, но бедным детям. Знаешь, талантам ведь надо помогать. Как говорится, бездарность сама пробьется.

— В смысле «отдать»? — Кира, не двигаясь с места, расширившимися от непонимания и шока глазами, не мигая, смотрела на мать.

— Понимаешь, когда Петр Никанорович решил оставить нам наследство, я очень обрадовалась. Мы с тобой и так нормально жили, но эти деньги помогли бы тебе расти в теннисе, подниматься к вершинам. Это было, пожалуй, единственная причина, по которой я во все это ввязалась. Но тебе ведь больше не нужен теннис…

Марина не успела договорить, когда Кира вскочила так, что массивный дубовый стул, на котором она сидела, перевернулся и упал на пол.

— Ты что, шутишь? — заорала она, резко проведя рукой по столу и сбросив на пол антикварное блюдце, немедленно разбившееся вдребезги. Еще месяц назад Марина бы непременно отругала дочь за такую небрежность, а сейчас лишь подумала, что туда этому блюдцу и дорога.

— Нет, — покачала она головой, — я не шучу. В мире полно талантливых детей, нуждающихся в помощи. Я надеюсь, что хотя бы им эти деньги помогут.

— Ты… ты… — Кира задыхалась, не находя подходящих слов и не в силах бороться с предательскими слезами, выступившими на глазах.

— Ну что я, доченька? — Наконец-то Марина осмелилась встретиться с дочерью взглядом. — Я дала тебе все. Ты сама решила не брать.

Казалось, что Кира сейчас выплюнет на мать целый поток ругательств и проклятий. Она раскачивалась из стороны в сторону и выглядела ужасно. Волосы растрепаны, лицо покраснело, в глазах полопались сосуды. Марина даже отпрянула, чтобы не попасть под горячую руку, однако помыслить о том, что дочь ее ударит, она не могла.

Кира сдержалась. Просто резко выбежала из кухни, и через несколько минут застывшая на месте Марина услышала, как громко хлопнула входная дверь. После чего она обмякла, спрятала лицо в руки, как в дешевых мелодрамах, и разрыдалась. Кажется, она сделала все только хуже.