Ава Рид - Тишина моих слов

Если бы ты еще была здесь, день был бы светлее, трава зеленее, счастье – больше. Все было бы лучше.

И как я только мог подумать, что мой план сработает? Проклиная все на свете, поддаю ногой охапку травы. И поворачиваю кепку на голове надписью вперед только для того, чтобы тут же крутануть ее обратно.

Медленно возвращаясь в лагерь, я с каждым шагом борюсь с собой. Идти назад к озеру или просто в палатку? Может, стоит взять тайм-аут?

Вероятно, я первый парень на этом свете, кому невыносимо, что девчонка не говорит. Мне это просто мозг выносит! Вот дерьмо! Я совершенно забываю о том, что здесь происходит, что происходит со мной! Понятия не имею, где мама с Томом, и они, похоже, не собираются это менять. С этим я справлюсь, когда-нибудь. Но еще неизвестно, что будет после лагеря и «Святой Анны». Знаю, кем я был раньше, но кто я сейчас? Вообще-то лагерь должен был дать ответы на эти вопросы. Я хотел получить время для размышлений. Хотел побыть один и ни с кем не разговаривать.

Пока не появилась девчонка с иссиня-черными волосами и не повела себя именно так.

Удрученно закинув руки за голову, делаю несколько глубоких вдохов.

Будь здесь Бен, он попал бы в точку: если я скажу тебе, что некоторые вещи происходят, потому что так надо, ты не поверишь. Но я все-таки скажу! Иногда стоит идти, куда жизнь ведет, а иногда – строить ее самому. Сложность в том, чтобы отличить одно от другого. Это тонкая грань между сердцем и разумом, между «отпустить» и «удержать».

Они продолжают кричать, им без этого не обойтись. Иду в комнату Тома, я в ярости, хочу, чтобы они наконец перестали. Повсюду разбросаны шмотки, повсюду мамины вещи, я так хотел бы привести домой кого-нибудь из друзей, но мне запрещено.

– Прекратите! – кричу я, но они ссорятся так громко, что не замечают меня. Мама слегка покачивается. Я выхватываю маленький пакетик из руки Тома – и в эту секунду они понимают, что я здесь.

– Не делай глупостей, Леви. Отдай мне это.

– Почему вы опять ссоритесь?

– Потому что твой брат ворует мамины вещи, – бормочет она.

– Леви, пожалуйста, отдай, – он кажется очень рассерженным, и я спрашиваю себя, почему у него такие красные глаза, а кожа такая бледная.

– Зачем ты отнимаешь у мамы пакетик сахара?

Это случилось за год до «Святой Анны». Скоро выяснилось, что это не сахар. Черт, я был ребенком. Я был слеп.

Ноги несут меня в лагерь, я зажигаю факелы и в нерешительности застреваю между палаткой и озером. Все остальные ушли. Это видно и чувствуется. Мы с Яной стояли рядом с палаткой, а внутри Пиа в это время горячо спорила сама с собой. Может ли она взять на себя ответственность и оставить меня одного или Ханну, или Ханну со мной, или, может, Яна могла бы остаться, но вообще-то она ей нужна в походе. Пиа даже ненадолго склонялась к тому, чтобы отменить поход, пока наконец Яне не надоело и она не прервала ее жаркий монолог. Она успокоила ее, сказав, что я справлюсь, и Пиа стала, как мантру, повторять, что она мне доверяет и что все будет хорошо.

Я озираюсь вокруг. Ханны и Мо тут нет, и я уверен, что знаю, где они. Вопрос лишь в том, следовать за жизнью или строить ее самому. А не может ли это в некоторых случаях совпадать? Да, говорю я себе, может.

И вот я иду по узкой тропинке, прохожу тот участок пути, что знаю наизусть, что ощущается родным. К Ханне.

Быстро темнеет, по деревьям, усиливаясь, проносится ветер. Стало ненамного прохладнее, но благодаря ветру значительно приятнее.

Впереди, у озера, кто-то стоит, я различаю силуэт и волосы Ханны, для этого еще достаточно светло. Она стоит спиной ко мне, не думаю, что она меня замечает. Ханна приходит в движение, медленно, но все же это странно, потому что перед ней только озеро и больше ничего. У нее, должно быть, уже давно мокрые ноги.

Подхожу ближе, иду быстрее, вижу в траве за ней Мо.

По какой-то причине она внезапно останавливается, я облегченно вздыхаю. Что-то тут не так, просто чувствуется, что что-то неправильно. Ханна делает еще один шаг, а затем прямо перед ней загорается свет – огонь. Он вспыхивает, горит все ярче, и я не понимаю, откуда он взялся и что она задумала. В голове у меня что-то замыкает, я проношусь оставшиеся метры, хватаю ее и оттаскиваю назад.

Огонь порхает в воздухе.

Нет

Нет

Нет

Нет

Нет

Только не письма к Иззи!

Что-то отдергивает меня назад, я чувствую, как вода заливает колени, я стою глубже, чем когда-либо прежде. Письма к Иззи выскальзывают из рук, ветер уносит их прочь, как маленький летучий огненный шар. Мысленно кричу, кричу во весь голос! Письма сгорели не до конца, слова еще не добрались до Иззи. Нельзя, чтобы они упали в воду!

Изо всех сил вырываюсь и в прыжке пытаюсь поймать их. Я могу обжечься, но мне плевать. Вытянув руки, рвусь вперед и теряю равновесие, внезапно дно под ногами исчезает, озеро в этом месте слишком глубокое, а я на это не рассчитывала. Еще успеваю увидеть, как мои слова касаются воды и огонь гаснет.

Я исступленно барахтаюсь, не выбираясь на поверхность и не чувствуя опоры под ногами. Но в эту минуту мной владеет лишь одна мысль: Иззи письма не получит, они пропали.

Чьи-то сильные руки хватают меня, тащат по воде, пока воздух опять не касается моего лица, и я не делаю глубокий вдох, сразу же заходясь в кашле и хрипя. Я ощущаю под ногами дно, замечаю, что становится мельче, и наконец падаю на траву. Кашель прекращаться не хочет.

– Черт! – слышу я рядом с собой чью-то брань. – С собой покончить решила?

Он орет на меня и делает это впервые.

– Черт, черт, черт! Что это сейчас было?

Руки мои зарываются в траву и землю, что размягчается подо мной, потому что я мокрая как мышь. С усилием встаю на четвереньки, сажусь, дрожа, и отвожу пряди волос с лица. Мо тут же оказывается рядом, мяукает, вылизывая мне лицо. Я тяжело дышу.

Леви сидит передо мной, и я вижу у него во взгляде гнев и непонимание. Он откладывает бейсболку в сторону, к шине и обуви, которые я сняла до того, как зайти в воду. Подтягиваю ноги к телу, пытаясь спрятать их, но уже слишком поздно. Он давно все увидел.

– Что ты там делала? Что ты жгла? Ты не поранила себя? Почему прыгнула? И какого черта ты вообще тащишься в воду, не умея плавать?

Так много вопросов без ответа, так много слов, и, хотя он старается взять себя в руки, снова переходит на крик. Его грудная клетка поднимается и опускается под футболкой, волосы торчат в разные стороны, он вытирает воду с лица, и я вижу, как он изо всех сил старается сохранять спокойствие.

Я тоже стараюсь. Мне хочется крикнуть: « Я потеряла письма к Иззи! Я жгла мои слова, чтобы сестра могла их прочесть. Я прыгнула за ними, потому что они для меня важнее всего остального. Я была неосторожна – сегодня и тогда.