Матильда Старр - Я ненавижу босса!

К этому моменту в речи драгоценной родственницы я уже практически билась головой о подъездную дверь.

— …вдруг он на тебя глянет, может, и предложит у себя хорошую должность.

— Предложит, обязательно предложит, — сказала я в трубку и отключилась.

Ну почему я не додумалась взять с драгоценной тетушки подписку о неразглашении?

Вот и всё. Была у меня работа, и нет у меня работы. А уж с той рекомендацией, с которой меня выпрут, шансов, что я ее когда-нибудь вообще найду, практически нет. По крайней мере в этом столетии. И в этой галактике.

Раз уж мои зубы вполне себе обойдутся без зубного, трубы у тетушки тоже в полном порядке, встречаться с клиентом я не собиралась с самого начала — получается, у меня вроде как последний законный выходной. Потому что завтра я стану безработной. И нужно провести его…

Стоп!

Что-то в мелькнувшей мысли было важное. Разумеется, не в той части, что касалась безудержного веселья в последний выходной, а раньше. Заказчик! Ну конечно, у меня в портфеле сейчас лежит последняя возможность получить хоть какие-то деньги.

Если вчерашний большой заказ от приятного и славного мужчины пройдет по бухгалтерии, то меня выпрут с работы не с фигой в кармане, а с очень даже приличными процентами, на которые я смогу прожить месяца три уж точно. И кто знает, вдруг за это время я доберусь до соседней галактики и найду-таки работу.

Я скрутила волосы в тугой узел, нарисовала себе лицо, упаковалась в деловой костюм и ослепительно улыбнулась перед зеркалом. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы у меня на лбу было написано: мой босс узнал, что я говорю о нем за спиной, и в ближайшие пятнадцать секунд планирует меня уволить. На лбу надо написать что-нибудь более жизнеутверждающее.

Я зашла в кабинет нашего завотделом, сияя улыбкой победителя всего на свете во всех категориях.

— Ты же собиралась к зубному? — продемонстрировал он отличную память и внимание к частным делам сотрудников.

— Собиралась, — улыбалась я во все тридцать три. Так, градус улыбки, пожалуй, стоит снизить, иначе он воочию убедится, что все зубы, вплоть до «восьмерок», у меня в полном порядке. Да и не может быть настолько довольной рожи у человека, которому предстоят пытки в кресле стоматолога.

Я достала бланк заказа и протянула начальнику. Он прочитал, тоже ослепительно улыбнулся, а дальше сделал то, после чего я решила, что из нас двоих к врачу нужно не мне. И не к стоматологу.

Продолжая радостно улыбаться, завотделом начал рвать бланк на мелкие кусочки. Может быть, ему уже сообщили о том, что я нынче персона нон-грата? Но даже это не повод отправить в мусорку такой крупный заказ.

— Фирма «Солярис», — со смехом сказал он. — Скажите-ка, Лина, а вас не смутило, что им вдруг понадобилось так много канцтоваров?

Возмущение варварскими действиями застряло у меня в горле, не успев вырваться наружу. Я ничего не ответила, но про себя подумала, что да, смутило.

— И вы наверняка носили им образцы, — он улыбался, как фокусник, который достал из пустой шляпы кролика и теперь наслаждается изумлением публики. — В этом же нет ничего странного! Разве может нормальный человек купить папку, предварительно не ткнувшись в нее носом?

Я без сил опустилась на стул. Мой последний шанс уплывал в далекую даль, даже не помахав ручкой. Неужели это все какой-то глупый розыгрыш?

— Да-а, Лисова, — продолжал плясать на моих костях завотделом, — сколько вы у нас работаете?

— Полгода, — выдавила я. — Семь месяцев, если точнее.

— Удивительно, остальные агенты нарываются на «Солярис» в первые недели, ну максимум месяц работы… По крайней мере, теперь понятно, почему вы не делаете особых успехов.

— Что за «Солярис»? — раз уж лодка моей жизни идет ко дну, я имею право знать, кто пробил в ней днище и насыпал камней.

— Владелец фирмы — бывший однокашник нашего Никиты Владимировича. Что они там сто лет назад не поделили, не знаю. Но у него установилось стойкое неприязненное отношение к нашему боссу.

Сдается мне, владелец «Соляриса» тот еще засранец. Но я не могла не почувствовать в нем родственной души. Стойкое неприязненное отношение к боссу — вот прям мое. Мы с этим «Солярисом» могли бы на этой почве даже подружиться, тем более мужик-то симпатичный. Стали бы периодически напиваться с горя, и третий тост у нас бы не менялся из года в год: «Чтоб ему пусто было!», и не нужно было бы называть, кому именно, все понятно без слов.

Но, похоже, этой дружбе уже никогда не случиться. Судя по всему, «Солярис» подложил мне какую-то крайне неприятную свинью.

— Они издеваются, — продолжил завотделом. — Приглашают к себе новичков, если те звонят, отбирают у них кучу времени, создают огромный заказ, но, разумеется, никогда его не выкупают.

Новичков. Это слово больно резануло по ушам. Новичок на такое мог повестись, но я-то не новичок. Если честно, совсем-совсем честно, уволить меня все же стоит. И когда Никита Владимирович подпишет соответствующий приказ, я на него даже обижаться не буду.

А на кое-кого другого — буду.

— Спасибо, пожалуй, я пойду к зубному.

Вот теперь у меня правильное выражение лица, теперь каждый поверит, что ничего приятного мне в ближайшие часы не предстоит. И ошибется, потому что очень даже предстоит. Раз я потеряла работу, жизнь моя кончена и все летит в тартарары, почему бы не позволить себе удовольствие расцарапать лицо этому самому «Солярису».

— Кстати, Лисова, — раздалось из-за спины, — Никита Владимирович просил вас зайти, как только вы появитесь.

Нет-нет-нет! Общаться с Никитой Владимировичем прямо сейчас мне не хотелось от слова «совсем». Я поспешно скривила физиономию настолько, насколько это было возможно, приложила руку к щеке и простонала:

— Очень, очень острая боль!

4

В кабинет директора «Соляриса» я практически влетела. Нет, я, конечно, постучалась, но стук был тихим и коротким, и уж точно он уступал по громкости тому, как громыхнула дверь об стену. Я стояла на пороге аки Немезида, богиня возмездия, и никакого продажного блеска в глазах, никаких положенных улыбок в моем арсенале не было. Нет, в арсенале, конечно, были, все-таки главное оружие как-никак, но по такому случаю я их упрятала в кобуру, чтобы не отсвечивали и не мешали интеллигентному разговору двух вежливых людей.

— Как вам не стыдно? — поздоровалась я с хозяином кабинета.

Если честно, никакого плана у меня не было. Убивать негодяя, крушить его мебель или делать что-то еще, что попадает под статью уголовного кодекса, я не планировала.

Жизнь моя, конечно, кончена и испорчена, но не до такой степени. А ограничиться только устным внушением было бы как-то недостаточно. Все-таки речь идет о моей испорченной жизни.