Мариана Запата - От Лукова с любовью [litres]

Я не придавала жестам Ивана большого значения до тех пор, пока его большой палец на коснулся тонкой металлической пластинки, закрепленной на кожаных ремешках, которые мне приходилось заменять раз в год с тех пор, как я упросила купить мне этот браслет на ярмарке, когда мне было двенадцать лет. На пластине было выгравировано: Джесмин. От твоей лучшей подруги Джесмин . Мама закатила глаза, когда я расплачивалась за него. Я показала ей документальный фильм о другой фигуристке, которой я восхищалась и которая носила такой же браслет. Она была удивительной для своего времени и никогда не обращала никакого внимания на то, что думают о ней другие. Я думала, что она была дрянью, но главным образом потому, что она сама считала себя дрянью.

Это всегда служило мне напоминанием о том, что я должна верить в себя.

И с тех пор я с гордостью носила эту штуковину.

Длинные, изящные пальцы Ивана коснулись ремешков, которые я только что затянула, и он начал развязывать крохотный узелок. Я хотела спросить его, какого черта он делает и почему он его развязывает, но… я доверяла ему. Поэтому я молчала, пока он снимал его и клал на стол рядом с тем, что было завернуто в бумажный носовой платок.

Ладно.

Не опуская руки, он взял со стола эту вещицу и развернул платок, вынимая из него то, что выглядело почти так же, как мой браслет. Серебряная пластина на кожаном ремешке. За исключением того, что кожа была ярко-розового цвета.

– Я не хочу, чтобы ты нервничала сегодня вечером, – заговорил он, держа браслет в одной руке и не отрывая от меня глаз.

Я смотрела то на него, то на браслет в его руке.

– Я не нервничаю.

Он усмехнулся:

– Хорошо, ты не нервничаешь. Но я хочу, чтобы ты знала, что независимо от того, что произойдет сегодня или завтра, это неважно, Фрикаделька.

Это заставило меня резко вскинуть голову и посмотреть ему в глаза. О чем, твою мать, он говорил?

– Конечно, важно.

– Нет, неважно, – настаивал он. – Это просто соревнование. Выиграем мы или проиграем, это ничего не меняет.

Что, черт побери, он имел в виду?

Той рукой, в которой не было браслета, Иван взял мою руку и потер большим пальцем тыльную сторону моего запястья.

– Я не буду сходить с ума. Я не буду разочарован. Надеюсь, что ты тоже.

Я осторожно наблюдала за ним, но ничего не говорила.

Дернув подбородком, он прикрыл ресницами свои удивительные глаза, когда спросил:

– Ты будешь?

– Разочарована, если мы не выиграем?

Мне не понравилось, как он кивнул мне.

Но на долю секунды я задумалась над его словами. Буду ли я разочарована, если я облажаюсь или если он облажается, и все пойдет к черту, и в конечном итоге мы сегодня и завтра займем шестое место? Буду ли я взбешена, как раньше?

– Нет. – Я не была бы разочарована. – Если бы ты занял со мной шестое место. Я была бы не одна. Если я проиграю, по крайней мере, мы сделаем это вместе, – прошептала я, при этом мое тело захлестнула волна до ужаса странного ощущения.

Это было похоже… это было похоже на облегчение. На согласие. И это было еще одно прекраснейшее чувство, которого я не испытывала никогда в жизни.

Еще одним, кроме любви к этому идиоту и своей семье.

И это, вероятно, было тем самым проклятым ответом, которого он ждал, потому что его лицо осветила такая лучезарная улыбка, какой я прежде еще не видела.

– Дай мне свое запястье, малявка, – приказал он, сияя своей необыкновенной улыбкой, я всем сердцем желала, чтобы она предназначалась мне, и только мне.

И это было вполне возможно, если исключить его собак, и поросенка, и еще кролика.

Итак, я протянула ему запястье.

И смотрела, как он туго, но не слишком, завязывает розовые кожаные ремешки и сдвигает браслет по моей руке, как я сдвигала другой так, чтобы он был скрыт под рукавом моего костюма. Едва он закончил завязывать узел, как я поднесла руку к лицу и прочитала надпись на металле, сделанную крохотными буквами.

Фрикадельке.

От ее лучшего друга Ивана.

И за то время, пока я раза четыре перечитывала надпись на металлической пластине, Иван уже привязал мой браслет на свое запястье.

Но рукав не прикрывал его.

А когда он улыбнулся мне, я поняла, что его это даже не волнует.

– Джесмин, обычно я не напутствую Ивана перед выступлением, но, если нужно, я могу подбодрить тебя, – предложила тренер Ли, когда мы стояли в туннеле, не дойдя до льда, где другая пара начала показывать свою короткую программу.

Я не повернулась, чтобы посмотреть на нее, стоя перед Иваном и рядом с тренером. Я оглядывала толпу на трибунах, следя за дыханием и держа нервы под контролем. Я была спокойна. Спокойнее, чем когда-либо.

– Я в порядке.

Потому что все, так или иначе, было в порядке. Как сказал Иван. Если все полетит к чертям, это еще не конец света.

Но я все-таки надеялась, что такое не произойдет.

– Ты уверена? – спросила тренер Ли.

Я не взглянула на нее, зная, что она тоже следит за выступающей парой, когда, покачав головой, сказала:

– Вполне. Накачка только выведет меня из себя. – На этот раз я посмотрела на нее:

– Но спасибо за предложение.

Две руки, лежавшие на моих плечах с того момента, когда мы пришли и стали ожидать своей очереди, легонько массировали мои трапециевидные мышцы. Иван стоял так близко ко мне, что я ощущала тепло, исходящее от его тела. Последние три часа мы провели в бесконечных растяжках, потом повторили программу в холле, с наушниками и сделали только половину поддержек, чтобы чувствовать себя увереннее, несмотря на то, что за последние восемь месяцев делали их тысячу раз.

Мы были готовы настолько хорошо, насколько это было возможно, с учетом всех происшествий, случившихся до этого.

Мы хотели постараться выступить как нельзя лучше, и на большее мы не рассчитывали.

– Твоя мама только что помахала мне рукой, – прошептал мне на ухо Иван, убирая руку с моего плеча и, более чем вероятно, размахивая ею.

Я перед выступлением никогда не смотрела на своих родственников. То, что они находятся на трибуне, всегда сильно напрягало меня. За несколько часов до соревнований я даже прекращала проверять телефон. Я хотела сконцентрироваться.

Но упоминание о маме, с которой я не виделась с тех пор, как накануне вечером она прибыла в Лейк-Плэсид, заставило меня поднять глаза и оглядеться.

Рядом с моей головой возникла рука Ивана, он указывал направо. Точно, я узнала рыжеволосую женщину, стоявшую и как сумасшедшая размахивавшую руками над головой. Я также узнала темнокожего мужчину сбоку от нее, другую рыжеволосую женщину с другой стороны от нее, темно-рыжую голову Себастьяна и…

Рядом с ним сидел мужчина точно такого же роста. Темноволосый, не белокожий. С другой стороны от этого мужчины я увидела Джоджо, которого безошибочно можно было узнать по нелепой голове и большим ушам, светло-каштановую шевелюру Джеймса и черноволосую пару, которой, наверное, были супруги Луковы.