Ульяна Соболева - О ком плачет Вереск

Альфонсо улыбнулся, изо всех сил делая вид, что ему нравится мое поздравление. Он позеленел, а я нежно ему улыбнулась в ответ и затянула знаменитую песенку Мерлин Монро, которую исполняла на каждом дне рождения у себя дома… и Альфонсо должен был это помнить. Я манерно пожимала плечами, поправляла распущенные волосы, приподнимала юбку, обнажая ноги еще больше. Кто-то из пьяных гостей начал мне подпевать, затем влились почти все… кроме убийц. Кроме тех, кто участвовал в расправе и знал, что только что я пожелала отцу своего мужа скорой смерти. Где же сам Паук, почему не услышал и не увидел моей дерзости? Или он трахает свою сучку? Хотя нет. Вот она. Смотрит на меня с презрением. Рада моему унижению.

— Кто эта красавица на сцене?

— Иди к нам детка!

Покрикивали какие-то незнакомые мне мужчины, неудачники, которые не узнали во мне саму синьору ди Мартелли, пока Альфонсо смотрел на меня исподлобья и трясся от ярости. Ничего, дорогой мой свекр. Сегодня всем будет весело. Остальные наблюдали молча, и я ощущала, как накаляется атмосфера, как сгущается и электризуется воздух. Спустилась с подиума и, пританцовывая, подошла к столу, сцапала бокал Джино и нагло сделала глубокий глоток.

— Уйди к себе в комнату! — прошипел Марко, но я пожала голыми плечами.

— С чего бы? Сегодня праздник. Я хочу веселиться! Хочу танцевать! У твоего папочки день рождения, и я пришла его поздравить.

— Ты пьяная! Сальва увидит, и быть беде!

— Я его не боюсь! А ты, даааа! Трус! Маленький трусливый Марко!

Расхохоталась и влилась в толпу танцующих, покачивая бедрами, потряхивая распущенными волосами. Деланное, истеричное веселье помогало не сойти с ума.

Пританцовывая, я протянула руку Джино.

— Потанцуй со мной, красавчик.

Удар кулака по столу, и вся посуда со звоном подпрыгнула. Это свекр выразил свой протест, а мне было плевать. Разве не он назвал меня шлюшкой.

Джино повелся на провокацию и встал со своего места.

— Почему бы и нет, невестка. Ты сегодня рвешь танцпол. Жаль, мой двоюродный братец так занят переговорами с моим отцом и партнерами, что не видит эту охеренную сексуальную малышку.

— Джино!

— Дядя, мы просто потанцуем. Не стоит устраивать скандал! — подмигнул он Альфонсо.

Когда проходила мимо свекра, услышала его шипение:

— Пусть мой сын увидит эту грязь, поймет, что ты за падаль, и вышвырнет из нашего дома.

Ничего. Увидит. Непременно увидит. Переговоры не вечные, а я буду развлекаться целый вечер. Обнимая Джино за шею и потираясь о него всем телом, горячо зашептала ему на ухо:

— Знаешь, я никогда раньше не говорила… но все эти годы я жалела, что тогда не согласилась поиграть с тобой. Может быть, сейчас я была бы твоей женой, а не Паука.

Рука парня сдавила мою талию, и он прижал меня к себе, увлекая ближе к лестнице, там, где темно.

— Зря погорячилась, да? — скалясь и триумфально улыбаясь спросил Джино. Уже изрядно захмелевший. — Насчет жены ты загнула, но содержанкой я бы тебя взял.

— Очень зря погорячилась. Но еще не поздно все исправить. Трахнешь жену своего кузена, Джино?

— Охренеть! — осматривая меня осоловевшим взглядом.

— Идем… — прошептала и потянула его за руку на улицу, в сад.

Я вела его к той самой беседке, завлекала, истерично смеясь, запрокидывая голову и чувствуя головокружение от собственной наглости, свободы и от понимания, что я творю нечто ужасное и немыслимое. Нечто… после чего может наступить апокалипсис. Но мне было плевать. Ведь для меня он уже наступил. Для меня уже давно наступила вечная ночь. Пусть она наступит и для Сальвы!

— Ты сумасшедшая! — задыхаясь прошептал Джино, когда я затащила его в беседку и прислонилась к стене, глядя призывным взглядом. Вспоминая, как здесь, на этом месте Лаура стояла на коленях перед моим мужем.

— Боишься Сальву? Боишься, что он опять сломает тебе пальцы?

— Срал я на него! Иди сюда, детка!

Склонился надо мной и почти накрыл мой рот своими губами. Но громкий рык заставил нас обоих вздрогнуть. Меня отшвырнуло в сторону с такой силой, что я отлетела и проехалась по полу. Я успела лишь увидеть бледное перекошенное лицо Сальвы и его кулак, впечатавшийся в голову Джино.

— Тыыыы!

— Я выполнял просьбу твоей озабоченной жены!

Сальва зарычал и ударил Джино головой в нос. Кровь полилась по подбородку, и мой муж изо всех сил впечатал кузена в бетонную стену.

— Я заставлю тебя сожрать твои слова вместе с твоим языком, твоими вонючими пальцами, которыми ты посмел к ней прикоснуться!

— Сначала перевоспитай свою жену! Она тут просила меня ее трахнуть! Твоя шлюха сама на мне повисла! Ты, видно, плохо ее е**шь!

— ЗАТКНИСЬ! Иначе ты никогда больше не заговоришь!

Я посмотрела на лицо своего мужа и поняла, что у него в голове что-то переключилось. Его взгляд стал диким, безумным, как у свихнувшегося маньяка. Мне стало страшно. Бросилась к Сальве, но он оттолкнул меня. В руке Джино сверкнул нож.

— Прекратите! Немедленно! — голос Марко разорвал тишину, он вбежал в беседку, задыхаясь и пошатываясь от слишком быстрого бега. — Сальва не смей! Сальва! Война начнется!

— Она уже началась! — рыкнул мой муж, а Джино полоснул его по щеке.

— В этот раз я подпорчу кому-то шкурку! Прирежу тебя, а потом отымею твою вдовушку! — подлил масла в огонь.

— Марко! Уведи Вереск! Сейчас!

Откуда только взялись силы в этом хлюпике, он сцапал меня и насильно поволок куда-то в сторону забора. Я сопротивлялась, орала, билась. Мне стало жутко, что Джино зарежет Сальваторе. Жутко, что это, может быть, происходит прямо сейчас!

— Отпусти! Позови кого-то! Они поубивают друг друга! Маркоооо! Умоляю! Пожалуйста! Отпусти меня и зови на помощь!

— Ты сама этого хотела! — жестко ответил Марко и затолкал меня в гостевой дом, закрыл в одной из нежилых комнат. — Да будет так!

— Маркооо! Позови на помощь! Слышишь? Маркоооо! Что ты такое говоришь? Ты ведь шутишь?

Я колотила в дверь кулаками, как безумная. Только сейчас понимая, что натворила, чувствуя, как трезвею, как холодеет мое тело от понимания, что ЕГО могут убить… из-за меня… Сальва не отступится, он будет драться до последнего.

Зарыдала и опять ударилась всем телом о дверь.

— Маркоооооо! Марко открой…. открооооой!

Их всех нет так долго, и мой воспаленный мозг рисует самые жуткие картины. От панического ужаса меня трясет, и я мечусь по закрытой комнате, стараясь выглянуть в окно. Я бы разбила его, но там решетки.

Как же тихо, ни звука. Даже музыку не слышно.

Та маленькая Вереск бежит среди колосьев, она плачет, ей страшно. Она больше не умет его ненавидеть… она не хочет его смерти, ведь это означает и ее смерть. Она бежит, чтобы закрыть его собой, чтобы лезвие порезало ее, а не его.