Марина Кистяева - Дочь Генерала. Книга 1

Он бесцеремонно всунул два пальца ей в рот. Даша замерла, боясь даже сдвинуть губы, не то, чтобы укусить, сжав зубы.

Она поверила каждому его слову.

Каждому.

Он немного сдвинул тело, коленом раздвигая её колени. Даша интуитивно поджала ноги, но он с легкостью, особо не напрягаясь, преодолел её сопротивление и лег между её раздвинутых бедер.

– Ты не представляешь, сколько во мне сейчас злости, Снегурка, – снова заговорил он леденящим душу тоном, начиная двигать пальцами у неё во рту, явно имитируя оральные секс. – Поверь, я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не трахнуть тебя, как последнюю шлюху! Да не пугайся… Тихо, тихо. Не буду.

– Вообще не будешь? – ей удалось спросить, когда он вынул пальцы, чтобы провести ими по её губам.

Надежда всколыхнулась в её душе. Даша уже готова была отдаться Грише. Только не так… не когда он такой…

…готовый убивать и причинять боль…

Какое наваждение. Другой мир с ужасающими волчьими законами.

Мужчина мрачно усмехнулся.

– Вообще – буду.

Он чуть подтянулся выше, и она почувствовала эрегированный член, упирающийся во внутреннюю сторону бедра.

Она трогала уже Гришу… И он её ласкал. Но то, что происходило здесь и сейчас, не вписывалось в её систему восприятия действительности.

Её изнасилуют.

Не будет ни ласк, ни добрых слов.

Жаркая, удушливая волна прокатилась по телу, сковывая мышцы, воспламеняя сердце, сжигая его дотла.

– Ты меня наказываешь… да? – тихо, едва слышно прошептала Даша, более не чувствуя слез. Она даже не посмотрела на мужчину, всё её внимание сконцентрировалось на его бедрах, что соприкасались с ее, и на члене, который она чувствовала рядом со своим девственным лоном.

Он не ответил.

Впился губами в её сосок, заставляя Дашу прикусить губу до крови.

Она помнила другие прикосновения… Аккуратные… Трепетные… Возбуждающие.

– За то, что я танцевала с Русланом, да? За то, что просто… аааааа…

Она задохнулась. Сначала боли не было. Григорий пальцами раздвинул створки лона и вошёл головкой. Замер. Замерла и Даша, чувствуя во рту привкус крови.

Внизу живота расползалось жжение. Всё-таки Дашу никто не подготовил, никто не возбудил.

Лишь наказывал…

Вот так. Осмысленно. Целенаправленно.

Из глаз повторно брызнули слезы. От обиды, смешанной с физической болью, от отчаяния и искреннего непонимания: за что?..

– Боже…

Даша выгнулась, заметалась, попыталась выползти из-под Григория, убрать тяжесть, что, казалось, раздирает её.

– Снегурка…

Давление и вспышка боли.

Даша закричала, но жесткие губы тотчас накрыли её, вбирая в себя её стон. Вмиг ставшие чужими мужские руки сжали её плечи, не давая возможности вырваться, выскользнуть. Плоть проникла дальше. Умом Даша понимала, что её не раздирают, что и должно быть больно.

А сердцем…

Нет.

Не могла.

Жестокость мужчины, которому она поверила, не знала границ. Она искала тепла, лучшей жизни. Любви. Тянулась к нему, а натолкнулась на тотальный контроль, диктатуру и насилие.

Девушка уже не замечала, что Гриша целовал её с рвущейся наружу нежностью. Что руки гладили, успокаивали, что движения бедер не были резки.

Даша задыхалась. Она вцепилась ему в плечи, оставляя кровавые царапины. То вскидывая руки, то заламывая их.

– Пожалуйста… Пожалуйста… Хватит…

Она молила ему в губы.

Он собирал своими губами её слезы.

И двигался, приближая свой апофеоз и её агонию.

Он качнулся последний раз, входя на полную, пронзая Дашу насквозь, и замер.

Замерла и она, не веря, что всё закончилось.

Даша закрыла глаза, не замечая, как уткнулась в плечо Григорий. Она искала утешения у своего же насильника.

Зато всё заметил и понял он.

Он не спешил выходить из неё. Гладил, что-то шептал. Осторожно целовал, едва прикасаясь к коже.

Даша не реагировала ни на что. Жжение и боль внизу живота забирали всё.

– Гриш, выйди… Пожалуйста… – униженно всхлипнула она, не в силах больше терпеть его тяжесть на себе.

И не только тяжесть.

Мужчина выругался и вышел.

– Мляяяя… Сколько крови. Я…

Она ничего не желала слушать. Подтянула ноги к груди, нащупывая рукой халат или покрывало, чтобы прикрыться. С губ снова и снова срывались рыдания. Она второй рукой зажала себе рот, не в силах заглушить истерику.

Хотела, чтобы было всё красиво? В первый раз, Даша? Хотела «по-настоящему»? Получила?

Получила…

Григорий лег за её спиной и притянул к себе.

Оттолкнуть бы!

– Я тебе… никогда не прощу, – всхлипнула Даша. Даже ей показались её же слова жалкими и ничтожными.

Гриша сжал растрепавшуюся косу девушки и спокойно произнес:

– Ты думаешь, меня волнует твоё прощение?

Он соврал.

Его волновало.

Осознание этого придет потом – утром.

Когда он очнется от марева яростной ревности, в которую погрузился, сам того не ведая.

Зимин притянул к себе Снегурку, пытаясь хоть как-то сгладить её боль.

Боль, причиненную им.

Она права – он её наказал. Намеренно.

Так надо.

Иногда приходится делать то, что противно и мерзко, чтобы потом всё шло ровно. Как полагалось.

Григорий больше ничего не говорил. Даша тоже. Лежала притихшая. Всхлипывать тоже перестала.

Он дождался, пока её дыхание выровняется. Уснула.

И лишь после этого поднялся. Взгляд снова опустился на пах с засохшей кровью. Твою ж…

Он поправил покрывало, прикрыв истерзанное тело Даши.

Пошатываясь, словно выпил не два стакана виски, а как минимум бутылку в одно лицо, Гриша вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

В голове стояла звенящая пустота. Ни мыслей, ни эмоций.

Оставаясь по-прежнему голым, он прошёл к бару и снова налил себе виски. Сегодня он пьет. И много.

Выпил и лишь тогда пошёл в душ. Включил воду и встал под струи.

Даша…

Снегурка…

Внутри что-то взорвалось.

Как она зажималась.

Смотрела.

Гриша, точно запертый в клетку лев, мотнул головой, а потом поднял руку и ударил в стену. Ещё раз и ещё. Боли он не чувствовал. Затуманенным взором видел, как струйки воды окрашивались в алый цвет, но ему было всё равно.

Да, сегодня он будет пить.

Выйдя из душа, Седой всё же накинул халат, сразу же испачкав его кровью.

Нынешней ночью что-то её многовато…

Психуя и ругаясь, уже не стесняясь в выражениях, он нашёл аптечку. Расшвыривая медикаменты, добрался до перекиси и пластыря. Обработал кое-как раны.

Пить…

Снова.

Гриша опустился в кресло и прикрыл глаза.

Он сделал всё правильно.

Даша – его!

И если она думает, что он её отпустит, даст свободу – хренушки. Она сильно заблуждается. В комнате запрет, охрану приставит. Никуда не отпустит.

Ни-ку-да.

Седой пил прямо из горла.