Татьяна Тронина - Отблеск безумной звезды

— Степан Андреевич, это недоразумение! — застонал Кирилл.

— Я и говорю, другие больше воруют, — закивал Степан Андреевич. — А вот со скатертью нехорошо… Немедленно верни Муре!

— Да не он скатерть украл, а ваш разлюбезный Силантьев! — с досадой завопила Мура. — А сейчас, я видела, он водку из буфета стащил! Вон, вон — горлышко у него из кармана торчит!

Силантьев, который уже взялся за дверную ручку, показал кукиш Муре. И в тот же момент его почти сшиб с ног Викентий, он вернулся вместе с картиной, на которой была изображена Оля.

— Вот она… — сказал мрачно Викентий, показывая всем портрет. — Видите, да?

— Как живая! — невольно ахнула тетя Агния, сложив руки на груди.

— Кеша, что ты хочешь сделать? — с беспокойством спросила Эмма Петровна.

— А вот что… была живая, а стала мертвая! — Викентий схватил лежавший на столе нож и принялся остервенело кромсать картину.

У Оли побежали мурашки по спине.

Иван оторвал от себя Кристину.

— Кеша, друг, что ты делаешь? — дрожащим голосом спросил он. — Это уж вовсе ни к чему…

Тетя Агния вдруг стала оседать, Оля едва успела подхватить ее, помогла сесть на стул.

— Что-то мне нехорошо… — просипела тетя Агния, пытаясь расстегнуть на себе пальто.

— Да что же ты у меня такая нежная… — с досадой пробормотала Оля, помогая ей. — Подумаешь, картину он порезал…

— Вот она, моя скатерть! Нарисованная! — торжествующе закричала Мура. — Видели, да? Была, а теперь нету! Я вам говорю, он ее пропил!

— Правильно… — вдруг сказала Эмма Петровна и принялась топтать раму ногами. — Так ей и надо!

— Вы все сумасшедшие! Сумасшедшие тетки! — сказал Силантьев, с сожалением глядя на то, что осталось от его творения. — Что Мура, что, простите, вы, Петровна. Демоны осени…

— Кто-кто? — с интересом спросил Степан Андреевич, отложив папку.

— Демоны осени! Это я так называю особ их возраста, — ядовито пояснил Силантьев. — Самые страшные существа на планете, хуже ядерной бомбы… От бомбы только локальные разрушения, а они, эти тетки, везде, в каждом уголке земли!

— Красиво… — покачал головой Степан Андреевич. — Вы, Ярослав Глебович, не будете против, если я это сравнение использую в одной из своих статей?

— Да ради бога…

— Ах, так вы меня даже всерьез не воспринимаете?! — в отчаянии закричал Викентий и снова убежал.

— До чего ты довела моего сына? — с ненавистью сказала Эмма Петровна, медленно приближаясь к Оле. — Посмотри, что ты с ним сделала!

— Офелия… дивное создание! — не обращая никакого внимания на свою невестку, произнес с мечтательной улыбкой Степан Андреевич. — Помните, как у Рембо ? У Артюра Рембо , замечательного французского поэта?.. «По сумрачной реке уже тысячелетье плывет Офелия, подобная цветку; в тысячелетье, безумной, не допеть ей свою невнятицу ночному ветерку…» А дальше гениальные строчки — «Свобода! Небеса! Любовь! В огне такого виденья, хрупкая, ты таяла, как снег; оно безмерностью твое глушило слово, и бесконечность взор смутила твой навек…» Вы догадывались, что от любви можно сойти с ума?..

Эмма Петровна повернулась к Степану Андреевичу, ее буквально трясло от ненависти.

И в этот момент на веранде снова появился Викентий. С ружьем в руках. С тем самым, из коллекции Степана Андреевича. Все ахнули, а Лера так и замерла с отставленной сигаретой.

— Вы думаете, что я не способен на поступок? — медленно произнес он. — Что я такая же тряпка, как Иван?

— Кеша, не надо… — прошептал Иван.

— Вы ошибаетесь! — надменно перебил его Викентий. — Я сейчас подумал, что толку кромсать портрет, когда передо мной та, которая отравила мне жизнь, которая превратила меня в червяка, которая связалась с моим врагом…

— Кеша… — осторожно начала Лера.

— Молчите все! — неистово закричал Викентий, прядь волос упала ему на лоб. Он был бледным, словно бумага. Все испуганно замерли, с ужасом глядя на ружье, лишь Степан Андреевич продолжал благостно улыбаться. Он чувствовал себя зрителем на спектакле, и не более того. Оля, оцепенев, смотрела на Викентия — так кролик смотрит на удава.

«О чем он? Неужели он хочет убить меня?..» — мелькнуло у нее в голове. Это было странное, доселе незнакомое ощущение — не призрачная угроза, не страх перед неизвестностью… Она всей кожей ощутила близость смерти. «Да, он выстрелит… Он вне себя! Это называется — состояние аффекта», — отстраненно заключила она и вдруг вспомнила о Павле. Почему она не захотела сказать, что любит его? Он так ждал от нее этих слов…

— Мальчик мой… Не надо! Не губи себя, пожалуйста… — с тоской заскулила Эмма Петровна.

— Мама, не надо! Всю жизнь я слушался тебя, а теперь хочу совершить хоть один настоящий поступок!

— Оленька… что творится-то! — едва слышно выдохнула тетя Агния, вцепившись в Олю.

— Мне все равно, что со мной будет! — вскинул ружье Викентий — ствол смотрел Оле прямо в грудь. — Я всю жизнь жил для тебя, мама, я боялся тебя огорчить… А теперь мне все равно!..

— Кеша! — Эмма Петровна бросилась к нему, точно тигрица, вцепилась в ружье. — Отдай немедленно!

— Мама, не смей!..

— Убьет ведь… — пролепетала тетя Агния. Она сунулась вперед, выставив перед собой руку. — Оля, да не стой ты, беги…

— Кеша, отдай!

И в этот момент грохнул выстрел.

— Кеша!!! — захлебнулась Эмма Петровна.

Словно в замедленной съемке, Оля увидела вспышку, а потом — как медленно оседает на колени ее тетка в распахнутом драповом пальто.

На лице Степана Андреевича отразилось удивление, смешанное с одобрением, казалось, он не ожидал, что его приемный внук способен совершить поступок, но теперь он понял, как ошибался…

Оля сначала не осознала, что же именно произошло, она решила, что тетка испугалась выстрела и упала в обморок. А потом увидела, как под тетей Агнией, лежащей вниз лицом на полу, растекается темное пятно.

Кирилл завизжал, бросившись к окну, но там, снаружи, стояла Мура, и она машинально оттолкнула Кирилла назад, в комнату.

Эмма Петровна рыдала, вцепившись в ствол и пригибая его обеими руками к полу.

— Мама, что ты наделала… — одними тубами прошептал Викентий. — Ты же все испортила!

Лера, растолкав всех, схватила ружье — ни Викентий, ни Эмма Петровна уже не сопротивлялись — и убежала с ним в другую комнату.

А Оля бросилась к тетке и попыталась перевернуть ее, на помощь тут же подскочил Ярослав Глебович. Вместе они положили Агнию Васильевну на спину, и только тогда Оля увидела, как с бульканьем выталкивается кровь из маленького отверстия на груди тетки.

— Это она вас заслонила… — словно сквозь какую-то пелену Оля услышала голос Силантьева.

Оля сдернула со стола крахмальную салфетку, прижала ее обеими руками к ране.