Татьяна Тронина - Отблеск безумной звезды

По аллее шла Мура в длинном плаще и сапогах, похожая на солдата времен Первой мировой, золотые волосы сияли на солнце, словно шлем.

— Павел Степанович… — ахнула она.

— Добрый день, Мура, — преувеличенно-бодро произнес Павел. — Ну, как тут у вас дела? Отец у себя?..

— Так вы что же, ничего не знаете? — захлопала глазами Мура.

— А что я должен знать? — У Павла екнуло в груди.

— Нет, это не мое, конечно, дело, и я, можно сказать, человек посторонний — домработница, но такое… — и Мура зажмурилась. На ее лице явно читалась смесь восторга и ужаса.

— Что, кто-то умер? — неприязненно спросил Павел — Мура ему никогда не нравилась.

— Умер! — закричала Мура. — Вот именно — умер!

— Отец?.. — Павел моментально стал серьезным.

— Ну, если бы со Степаном Андреевичем что случилось, вам бы сразу позвонили… — отмахнулась Мура. — Кеша-то наш… Кеша застрелил Олину тетку. Насмерть!

— Зачем? — растерянно спросил Павел.

— Так в Олю же целился! Но Эмма Петровна…

«Я дурак… я дурак и эгоист! Я думал только о себе, а в это время… она говорит — целился в Олю!» У Павла перехватило дыхание.

Он вцепился Муре в плечи.

— Где она? Где она сейчас? — с трудом выдавил из себя Павел.

Мура охнула, и тот моментально ее отпустил.

— Простите! Мария Тимофеевна… Мура! Это давно случилось?

— Давно… — сердито ответила Мура, потирая плечи. — Эту, как ее… ну, тетку — уж давно похоронили, наверное. А Кешу сегодня утром выпустили, под подписку, значит, — Степан Андреевич звонил из Москвы…

— Так отца здесь нет?

— Нету, я сказала, он Кешу поехал выручать. А Эмма Петровна… — на лице Муры снова отразился восторг вперемешку с ужасом. — Эмма Петровна как будто немного того… ну, ку-ку, одним словом. Все бегала и кричала, что она одна во всём виновата, что пусть ее судят, а не Кешу. Но, я так думаю, Кеша в любом случае виноват, он Олю точно застрелил бы, а вот ее тетя…

Павел слушал Муру с мучительным волнением, и постепенно, из бестолковых и обрывочных фраз Муры перед ним вырисовывалась картина того вечера. Но почему Оля все-таки не позвонила ему? Наверное, не до того было…

И вдруг новая мысль привела Павла в еще большее отчаяние.

Оля… Оля, нежное создание! Как выдержала она все это?.. А вдруг с ней повторится все то, что было прошлой весной, и она снова сбежит от потерь и печалей этого мира в свою вымышленную страну? Снова вообразит себя Дезире?..

— У вас есть ее городской телефон? — быстро спросил Павел.

— Чей? — споткнулась на полуслове Мура.

— Олин, чей же еще!

— А разве у вас его нет? — удивилась та.

— Представьте себе! — злясь на самого себя и свою веру в могущество сотовой связи, закричал Павел. — Ладно, простите, я что-нибудь придумаю… Есть же, в конце концов, справочные!

— Кристина скоро приедет, — неожиданно заявила Мура. — У нее точно Олин номер есть. Они вроде в ссоре, но номер она даст. Кстати, о Кристине… Она тут такое учудила! Сказала Ване, что знает, будто у Леры с Кириллом роман и будто вы Леру с любовником застали, когда ее мужем были, а Ванька — наивный человек… — трещала Мура. — Павел Степаныч, а что ж вы тогда всем сразу не сказали, что застали ее с любовником? Тогда бы к вам все по-другому относились, я вас уверяю!..

Павел не стал ее дослушивать и пошел к дому. Он во что бы то ни стало хотел дождаться Кристину.

— Паша! — вдруг позвали его от беседки.

Это был Иван.

В толстом вязаном свитере, в шерстяной шапочке, с наброшенным на плечи пледом, который делал его похожим на женщину, Иван сидел в беседке, держа перед собой газету.

— Привет… — они пожали друг другу руки.

— Паша, ты все знаешь? — кротко спросил Иван.

— Да. Мура сейчас просветила. Жду Кристину…

— Не надо о Кристине! — с отчаянием произнес Иван. — Она… Нет, она не виновата, конечно… Но зачем она так!

Иван мог говорить только о том, что мучило его.

Павел же думал только об Оле. Но все-таки он нашел в себе силы спросить:

— Что с Лерой?

— Лера сейчас в Москве. Уехала на следующее утро после того, как произошли все эти события… Нет, ты понимаешь, я даже не замечал, что у них с Кириллом… — Иван сморщился, словно собираясь — заплакать, но потом все-таки нашел в себе силы продолжить. — Она меня ненавидит. Ты понимаешь, Паша, не я ее, а она меня ненавидит! Эти фотографии… Они там с Кириллом сидят в каком-то кафе, потом на улице, заходят в какой-то дом… Потом снимали из окна напротив… — Иван затряс головой. — Я теперь так тебя понимаю, Паша!

— Перестань. Чего ты хочешь от Леры?

— Я хочу только одного, чтобы она перестала меня ненавидеть, — Иван поправил на голове вязаную шапочку. — Нет, даже не так — я ее раздражаю, раздражаю до безумия… Я ведь вовсе не красавец в кожаных штанах, я обычный человек! Я тебе даже больше скажу: и Кирилла она не любит! Она его презирает! Паша, что мне делать?

— Не знаю. Меня Лера тоже не особенно любила… — пожал Павел плечами. — Ну и что?

— Паша, но что же делать?

— Я не знаю, — с раздражением повторил Павел и вышел из беседки. Он пошел по аллеям в самую глубь сада, туда, где никого не было.

«Если я найду ее, то больше не отпущу… Мы будем вместе. Даже если она снова превратится в Дезире…»

Он сел на деревянную скамейку, закинул ногу на ногу. К ботинку прилип опавший лист…

Неподалеку была куча песка, основательно прибитая дождями. Рядом валялась детская лопатка. Павел неожиданно вспомнил, как Оля возилась с Фаниным сыном. Они строили тут замок из песка…

Белобрысого мальчика загрыз черный пес, а пса застрелил он, Павел. Потом из того же ружья застрелили Агнию, а на ее месте должна была быть Оля… Что за нелепый, чудовищный круговорот смертей!..

В это время скрипнула калитка, связывающая этот двор с двором соседей, и в просвет выглянула Фаня. Павел встретился с ней глазами.

— Можно? — сдержанно спросила Фаня.

— Заходи…

Она прошла, села рядом. Как будто и не изменилась вовсе, лишь сутулилась больше обыкновенного…

Павел не видел ее с тех самых пор, как пристрелил пса. Говорят, она больше горевала о собаке, чем о мальчике…

— Фаня, мне очень жаль. Но иначе мы тогда не подошли бы к мальчику…

— А, вот ты о чем… — усмехнулась она. — Извиняешься за Кекса? А мальчика, кстати, звали Олегом… Не надо, не извиняйся.

Павел почувствовал приступ раздражения, но сдержался.

— А я только сегодня смогла вернуться сюда, — сказала Фаня. — Между прочим, приехала на электричке, машину-то я тоже тогда разбила…

— Сочувствую.

— Ты мне ни капли не сочувствуешь, — сказала Фаня. — Ты, как и все, думаешь, что Олежек был мне не дорог. Ведь думаешь? — с вызовом спросила она.

Павел ничего не ответил.

— Как ты живешь, Паша? — через некоторое время спросила она уже более мягко.