Кейси Уэст - Любовь, жизнь и далее по списку

– Я знаю, что ты саркастичнее, чем…

– Ты ступил на дорогу сравнения, зная, что зайдешь в тупик.

– Твой дедушка! – закончил он.

– Ага, неплохая попытка, но я думаю, дедушка все еще может утереть мне нос. Он старше и намного опытнее.

– К слову о дедушке, как он?

– Все еще живой.

У папы за спиной хлопнула дверь. Он обернулся.

– Мне очень жаль, – сказал он мне. – Пора идти. Отправь мне парочку фотографий твоих последних работ. И, Эбби, не позволяй никому обвинять тебя в малодушии.

– Спасибо, пап.

– Мне очень хотелось бы попасть на твою выставку.

Я пожала плечами.

– Возможно, и не будет никакой выставки. Для меня, я имею в виду, так что все нормально.

– Я тебя люблю, – сказал он.

– Я тебя тоже.

Он нажал на кнопку, чтобы завершить разговор, и на секунду на экране застыло его зернистое изображение. Я протянула руку и дотронулась до гладкой поверхности.

Я исправляла набросок коры, когда из-за двери показалась голова.

– Привет, – сказал Купер.

– Кто тебя впустил?

Он улыбнулся и вошел в комнату.

– Ты не рада меня видеть? Поэтому и повесила трубку?

– Я повесила трубку, потому что была занята, – ухмыльнулась я.

– Все еще злишься на меня за дуэль с Лейси?

– Нет. Я всегда знала, что ты болван.

Его глаза нашли мои руки.

– Чем ты занимаешься?

– Рисую.

– Ты рисуешь карандашом! Когда ты в последний раз это делала? – Он присел рядом со мной и посмотрел на открытую страницу. – Что это?

– Кора. Вблизи.

– Допустим, – сказал он с явным недоверием.

Он был прав. Это давно перестало напоминать кору. Я перерисовывала ее так много раз, то добавляя изящности, то техники или динамики, что теперь она просто смахивала на каракули.

– Я вижу, что ты впечатлен.

– Почему ты бросила краски?

– Я… не совсем. Это своего рода брейнсторм. – Я толкнула его плечо. – А теперь прекрати меня изводить. – И я снова навела линию на рисунке.

Он забрал у меня блокнот с карандашом и переложил их на прикроватную тумбу.

– Эй! Верни!

– Я спасаю тебя от себя самой.

Я глубоко вздохнула.

– Ладно. Давай тогда сделаем что-нибудь по списку. – Надеюсь, это мне поможет.

Купер шлепнулся на кровать, а потом бросил взгляд через всю комнату, туда, где висел список, и неопределенно дернул плечами. К моему огромному разочарованию, его энтузиазм по отношению к затее со списком все угасал. Но я не могла сдаваться, пока оставалось время до выставки. Кроме того, до сих пор мне было интересно пробовать новое. Вчера, после разговора с Лансом, я вычеркнула пункт «узнать историю незнакомца» из списка. Я выполнила его, хотя нарочно и не планировала.

– Давай заставим Купера встретиться с его страхом, – было мое предложение.

– Я все еще ничего не придумал для этого пункта.

– Ага, точно. Но я уверена, что ты знаешь о своем худшем страхе, просто боишься мне признаться. Давай, я собираюсь вырыть его из тебя. – Я встала и протянула Куперу руку.

– Звучит больно.

– Я жажду принести эту жертву.

– Я имею в виду, больно для меня.

– Эту жертву я тоже жажду принести.

Он улыбнулся.

– И почему для этого нам нужно выходить из дома?

– Это часть процедуры.

Он позволил мне поднять его на ноги и вывести из дома.

У нас с Купером было свое место у океана. Любимое место, где не было толп туристов. Чаще всего здесь было совершенно безлюдно. Это объяснялось просто: здесь не хватало того, за чем люди обычно идут к океану – пляжа. Это место не было усыпано ярдами золотого песка, инкрустированного блестящими ракушками, которые так и прыгали бы в руки собирателям. Там негде было укрепить зонт или строить песочные замки. Не было даже мест, где можно прыгать на волны без страха разбиться о скалы. Нет, сюда нужно было карабкаться. Это крошечное укромное место в обрамлении заводей и других препятствий, где солено пахло рыбой и водорослями. Сюда мы приходили, чтобы сбежать от всего остального. Перед выходом из дома я захватила с собой пляжную сумку и блокнот, который теперь раскрыла на чистой страничке; в руке наготове у меня лежал карандаш.

– Я буду брать интервью, – предупредила я, взгромоздившись на камне. Какой-то из множества диких цветов, растущих вдоль скалы, щекотал мне стопу.

– У кого?

– У тебя.

– Зачем?

– Это часть процесса по выкапыванию страха. Нужно его обнаружить. Если ты его не знаешь, и я не знаю, должно быть, он прячется где-то глубоко в твоем подсознании.

– Ладно, приступай. – Он откинулся назад.

– Твое самое первое воспоминание?

– Легко. Мне четыре года. Я с дядей на квадроцикле, хватаюсь за него, пока мы летим по дюнам. Мы возвращаемся домой, и мама отчитывает его за это.

– У тебя, несомненно, сильная эмоциональная связь с этим событием, иначе ты бы его не запомнил. Может, это страх?

– Нет. Чистое воодушевление.

– Я должна была догадаться.

Он прыснул.

Я оставила заметку в блокноте.

– Хорошо, как на счет этого: завтра ты узнаешь, что скоро умрешь. О каком невыполненном действии ты сожалеешь больше всего?

Он, видимо, серьезно задумался, но его ответ показался мне высосанным из пальца. Так, будто настоящий он решил придержать для себя.

– Наверное, о том, что не посмотрел мир? Но как это связано со страхом?

– Я просто подумала, что есть вероятность, что страх сдерживает тебя от какого-то поступка.

– Нет, здесь вопрос скорее в деньгах и возрасте.

Я пожевала кончик карандаша.

– Посмотреть мир, да? Не помню, чтобы мы вообще когда-то говорили о путешествиях.

– Как я и сказал, прямо сейчас это невозможно, так зачем об этом говорить?

– Ладно. – Я задумалась о следующем вопросе. – У тебя бывают повторяющиеся кошмары?

– Если и бывают, я их не запоминаю. – Он склонил голову. – А у тебя?

– Да.

– Правда? Что в них происходит?

– Я в школе, стою и смотрю на большую кирпичную стену рядом с амфитеатром. Ты же понимаешь, о какой я говорю?

– Да. Та, на которой постоянно рисуют, и директор каждый год читает нам лекции, потому что хочет видеть ее чистой?

– Да, та самая.

– Хорошо. Ты ее разрушаешь? Потому что она уже сама по себе начинает рассыпаться.

– Нет. Я рисую по ней.

– Ну, конечно же. И почему это кошмар? Пока это звучит как твоя мечта.

– Потому что когда я заканчиваю, директор говорит мне попробовать снова. И стена тут же становится белой. Я рисую то же самое. И снова он говорит мне начинать с начала. И так раз за разом. – Я анализировала этот сон и поняла, что через него проглядывает мой страх быть недостаточно хорошей для чего-либо. Недостаточно хорошей для Купера. Недостаточно хорошей для его родителей, иногда даже недостаточно хорошей для своей собственной мамы. И совершенно точно недостаточно хорошей художницей. Это звучало слишком театрально, поэтому мне не хотелось признаваться в этом вслух.