Ашира Хаан - Sex only [СИ]

Альберт прижимает меня к себе все сильнее и сильнее, притискивает двумя руками, как будто хочет войти максимально глубоко, достигнуть предела — и так длинно стонет, что я понимаю — его оргазм тоже такой же расплавленный на солнце, как и мой. Между нами — только нежность. Никто никуда не спешит, мы гладим друг друга и касаемся губами, уже не стремясь жадно поглотить и присвоить.

И именно этот удивительный и теплый момент я выбираю, чтобы серьезно поговорить:

— Слушай, насчет драгоценностей.

— Мммм? — бормочет он малоразличимо и нежит губами внутреннюю сторону предплечья. От хрупкости этой ласки по коже разбегаются мурашки.

— Ты ведь их заберешь?

Он замирает, поднимает на меня мгновенно холодеющие глаза:

— С чего ты взяла?

— Ну, это действительно слишком дорого. Мне их и носить некуда, и даже завещать некому.

— А если я просто хочу тебе сделать подарок? Без ценника, — его пальцы впиваются в мою руку, которую он только что нежно целовал.

— Это неудобный подарок, — извиняющимся тоном говорю я. Я уже жалею, что начала разговор.

— А какой подарок удобный? — Альберт разворачивает меня к себе так, чтобы смотреть в глаза. Я бы предпочла зажмуриться.

— Не знаю, это неловко — рассуждать о подарках, — выворачиваюсь я и все-таки отвожу взгляд. — Все равно что выпрашивать.

— Пока ты делаешь ровно противоположное выпрашиванию, — замечает он, мягко кладет руку на щеку и заставляет посмотреть себе в глаза. — Что бы ты хотела?

— Да ничего! Мне и так отлично! — в отчаянии я тянусь к нему губами, чтобы прервать поцелуем этот дурацкий разговор. Альберт с удовольствием целует меня, проходится языком по краю зубов, прикусывает губу, отрывается — и возвращается к теме:

— Неужели ты такой аскет? Против вещизма и консьюмеризма, не покупаешь ничего сверх необходимого?

— Нет же, я нормальная, просто…

— Что? — он успокаивающе гладит меня ладонью по спине. — У тебя нет вишлиста? Тебе совсем ничего не нужно? У тебя вон телефон был вполне новый, значит ты любишь гаджеты и наверняка обновляешь их регулярно. Что там следующее?

— Люблю, — ворчу я. — Ноутбук вот тормозит уже… Слушай, подари мне цветы и успокойся, а? Я же сплю с тобой не за подарки!

— То есть забрать сапфиры?

— Забери.

— Хорошо, — вдруг легко соглашается он. — Перед отъездом полюбуюсь еще на тебя в них и заберу. Тем более, что их пришлось бы декларировать, зачем тебе эти проблемы.

И на этом мы заканчиваем неловкий разговор и дальше только целуемся — бесконечно и сладко. Не помню, чтобы когда-нибудь еще так много целовалась. Обычно для мужчин это что-то вроде быстрой прелюдии — поцеловал, погладил, понеслось. А мы, кажется, наконец насытились сексом, но не насытились друг другом.

Когда тропическая ночь, игнорируя сумерки, падает на остров чернильным пологом, мы возвращаемся на яхту и пьем шампанское в свете свечей, расставленных на столе. Глаза мерцают звездами в полутьме, мы молчим. Я боюсь опять ляпнуть что-нибудь глупое, он, кажется, вообще неразговорчивый.

Прибываем в порт, он проводит меня в машину, сажает, но сам остается.

— Извини, я буду очень занят в ближайшие дни. Но мы еще встретимся до отъезда.

И следующие два дня я о нем не слышу.

Мне уже не пятнадцать. Мне уже так давно не пятнадцать, что из меня можно сделать целых двух пятнадцатилетних дурочек, которые гипнотизируют телефон в надежде, что он зазвонит. Одной мне этих нервов слишком много. Мне хочется держать телефон у сердца, не сводить с него глаз, сидеть в номере круглые сутки, раз в час бегать в душ, чтобы обновить эпиляцию, и на всякий случай не запирать дверь. В первый раз за последние несколько лет я выключила беззвучный режим на телефоне, но теперь каждый всплеск в бассейне и каждый раскат смеха с улицы кажутся мне началом мелодии звонка. Даже если я держу телефон в руках и вижу, что он темен и беззвучен.

Дорогая Кариночка, ты съехала с ума. Немедленно приди в себя.

Вспомнила, как в детстве в детском лагере я так ждала приезда мамы и боялась его пропустить, что не пошла на речку вместе со своим отрядом, осталась караулить у лагерных ворот. А родителей взяли и от станции привезли на автобусе прямо к этой речке. И пока я заливалась слезами, что мама ко мне не едет, она искала меня там. А потом ждала, пока все пойдут обратно в лагерь, потому что не знала, как добраться до него через лес одной. Моя предусмотрительность стоила мне половины дня, которую я могла бы провести с мамой.

Именно поэтому вместо того, чтобы испортить себе весь остаток отпуска, я провела в любовании телефоном всего один день. Уже на следующий я поехала кататься на джипах по джунглям. Я хохотала громче всех, пила ром отчаянней всех и подбивала экскурсионную группу уйти пешком в лес, вооружившись мачете. В кармане шортов, вновь в режиме вибрации, лежал мой телефон. В джунглях не было сети.

На следующий день я посмотрела на свой банковский счет, тяжело вздохнула и пообещала, что не куплю себе ни единой шмотки следующие полгода. Так у меня появился бюджет на вертолетную прогулку. Необязательно иметь в любовниках миллионера, чтобы тебе дали порулить вертолетом. Кстати, в кабине не слышно звонков, а вибрирует вообще все! Поэтому я проверила телефон только вернувшись в гостиницу. Пропущенных вызовов не было.

Между прочим, если у девушки курортный роман, то это должен быть именно роман — дни, наполненные жарким сексом с перерывами на купание в океане и вкусную еду, а заканчиваться они должны в баре, на дискотеке и в итоге — на ночном пляже, в полосе прибоя. Вместо этого мои дни наполнены идиотским ожиданием звонка!

Я сидела одна на ночном пляже у кромки воды, длинные пальцы океана трогали меня за щиколотки, ветер трепал волосы, «мохито» в гигантском бокале разжигал кровь — и дико завидовала тем, чьи вздохи особенно хорошо разносились над водой в темноте. Где-то там у людей был секс, которого не было у меня!

Я уже два раза послала всеми выученными испанскими словами пляжного продавца «интересных развлечений», поэтому, когда кто-то обнял меня сзади, я решила, что он снова вернулся, чтобы убедить меня в своей способности танцевать всю ночь. Отмахнулась чем-то матерным, но руки стали только настойчивее и к ним присоединились губы. Меня опрокинули на песок и нагло полезли под платье. Я размахнулась, чтобы съездить этому уроду по морде, но ладонь задела тонкую железную оправу очков.

— Не узнала? — насмешливо прошелестел прямо в ухо знакомый голос. По телу разбежались толпы мурашек и я едва не застонала от того, как защекотало шею дыхание. — Неужели я ничем не выделяюсь?

О, господи, секс в прибое это не так волшебно, как я себе воображала — песчинки забиваются куда можно и куда нельзя, пена щекочет кожу, морская вода заливается в рот… Но когда Альберт входит в меня, я вскрикиваю от наполняющей меня радости так громко, что наверняка мне завидуют все те, кому завидовала часом раньше я. Тяжелые океанские волны ударяют в нас, задают ритм, качают нас в том же темпе, в котором бьется весь Атлантический океан, все океаны мира, вся планета. Даже звезды над нашими головами, кажется, раскачиваются в такт, и у меня кружится голова — и от звезд, и от рома, и от жадных поцелуев, и от какого-то невероятного наполняющего все тело счастья.