Амелия Борн - (Не)полное зачатие (СИ)

Сдерживая собственное нетерпение, я целовал Беляшкину за ухом, затем проскользил языком по шее. Она стояла, закрыв глаза, и прерывисто дышала. Оторвавшись от нее, я сказал непререкаемым тоном:

— Открой глаза. Посмотри, как я тебя ласкаю.

Мой палец потер чувствительный сосок и Оксана резко распахнула глаза. Наши взгляды встретились в зеркальном отражении и меня словно прошило током насквозь.

Развернув ее к себе лицом, я требовательно впился в ее губы и почувствовал, как она сама прижимается ко мне плотнее. Она хотела меня, а я — ее, и только это имело значение.

Продолжая целовать Оксану, я уложил ее на постель и, оторвавшись от сладких губ, сказал:

— Я хочу тебя. Раскройся мне.

Раскройся мне…

И я уже готова была сделать все, что бы ни попросил Терлецкий. Пусть завтра я об этом пожалею и снова стану стесняться своего тела.

— Я ничего не умею, — смущенно пробормотала я, но это возымело совсем не пугающий эффект. Напротив — шеф издал какой-то утробный звук, в котором я слышала удовлетворение, и набросился на меня с таким голодом, что я возбудилась еще больше. И расслабилась окончательно.

Позволила снять с себя всю одежду, стала и сама раздевать Диму. А когда он вошел в меня, выгнулась ему навстречу, стараясь вобрать его член целиком.

Я видела, что он едва сдерживает себя, но мне было не нужно, чтобы шеф хоть в чем-то себя ограничивал. Я хотела и желала отдаваться и брать.

— Сделай хоть что-то, — взмолилась я, и Терлецкий (словно только мое разрешение ему и было нужно) начал двигаться. Как же мне стало хорошо! Я совсем не помнила наш первый раз, но эту близость собиралась запечатлеть в памяти до каждого мгновения!

Предчувствуя наступление оргазма (моего первого, когда я находилась с мужчиной), я беспокойно заерзала под шефом, и он приостановился и посмотрел на меня.

— Что-то не так? — спросил, и мне стало неловко.

— Все так… просто мне… очень хорошо.

На лице Терлецкого появилась удовлетворенная улыбка, после чего он продолжил, да еще с такой скоростью, что мне стало окончательно приятно.

Почувствовав первые сладкие спазмы, я застонала, стараясь, чтобы это звучало не очень громко. Все же успокаивать ребенка (а то и бабушку) в разгар нашего первого трезвого секса мне совсем не желалось.

Когда жа первый оргазм схлынул, Терлецкий сделал то, чего я никак не ожидала. Перевернулся на спину и увлек меня за собой. И я почувствовала себя пушинкой! Как будто не девяносто килограммов весила, а от силы сорок.

— Я… — начала было, но меня тут же затопило новой волной наслаждения. Шеф приподнял меня и стал вбиваться с такой силой, что все мысли вылетели из головы, оставляя место эйфории.

Я летела на волнах удовольствия, чувствовала себя невесомой и хрупкой, и тот мужчина, что дарил мне эти ощущения, был со мной.

Наконец снова вскрикнув, я вцепилась пальцами в плечи Терлецкого, и он, сделав несколько последних движений, кончил вместе со мной. Как же сладко было это понимать! Шеф, у которого в постели перебывало столько модельного вида красоток, сейчас получал удовольствие от того, чтобы находился со мной. Это наша близость дарила ему то наслаждение, от которого он с рыком изливался в меня, забыв про предохранение.

Я упала рядом с ним и потянула на себя простыню (ну не могла я пока расслабиться рядом с Терлецким окончательно).

— И зачем я сбежала в прошлый раз? — выдохнула шутливо, и мы с Димой тихо рассмеялись.

Впрочем, Роме только это и надо было. Как будто он ждал отмашки, когда все будет закончено. Как только я услышала за стенкой его басовитый плач, улыбнулась и, замотавшись в простыню, пошла к сыну, чтобы покормить его и уложить на законное место — в кроватку.

Бабуля спала крепко. Даже не пошевелилась, когда я забирала Рому и уносила в нашу с Терлецким спальню. Нашу с Терлецким, подумать только! Как так получилось, что я настолько спокойно воспринимаю это, ведь совсем недавно мне подобное казалось невероятным?

— Он проголодался, — чуть смущенно озвучила я очевидное, прикладывая сына к груди. Шеф приподнялся на локтях, наблюдая за этим. Он все еще был обнажен и мне приходилось постоянно отводить взгляд.

— Ты все еще смущаешься? — спросил Дима.

— Немного, — призналась я. — Да и если бабушка обнаружит тебя здесь в таком виде, будет не очень хорошо.

— Вот поэтому я думаю, что нам пора съехаться окончательно, только уже в моем доме. Хотя, там очень велика вероятность встретить мою маму, которая завела привычку стирать мои «трусишки», — мрачно проговорил Терлецкий. И зевнул. Да так сладко, что и я мгновенно испытала только одно желание — лечь и уснуть.

— Потом решим этот вопрос, — вяло отмахнулась я. Усталость, помноженная на испытанное удовольствие, навалилась и стала нестерпимой.

Как только Рома поел, я понесла его к пеленальному столику, где и стала переодевать. Предложение шефа мне нравилось, хотя в нем и были свои минусы. Тот район, в котором он жил, был мне почти незнаком. Да и до поликлиники Ромы придется добираться гораздо дольше. Но в желании съехаться было рациональное зерно — не ютиться же нам до конца наших дней в моей четырнадцатиметровой комнате!

Переодев сына, я повернулась к Терлецкому, чтобы сказать ему, что я согласна попробовать жить вместе у него, но шеф уже крепко спал.

Я уложила Рому в кроватку, немного покачала ту и, дождавшись, пока и сын заснет, легла рядом с Терлецким и обняла его одной рукой. Какое бы стеснение я ни испытывала до нашей с ним близости, сейчас знала одно — я поступила совершенно верно, позволив себе то, чего мне так хотелось. И завтра я не пожалею ни о чем, даже если шеф проснется и поймет, что совершил самую большую глупость в своей жизни. Чего (как я надеялась) все же не свершится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Просыпаться рядом с женщиной, которую давно желал — удивительно приятно.

Оксана еще спала, когда я открыл глаза, значительно опередив будильник. Сев в постели, какое-то время просто наблюдал за мирным сном Беляшкиной. Уткнувшись в подушку, она улыбалась чему-то неведомому, что видела сейчас только она. Я искренне надеялся, что снился ей отнюдь не качок. Потому как вставлять зубы нынче дорого и долго. Нужны они ему, такие проблемы?

Словно почувствовав, что я на нее смотрю, Беляшкина вдруг распахнула глаза. Я внимательно вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, что она сейчас чувствует. Продолжая улыбаться, Оксана сказала:

— Доброе утро.

— Доброе, — откликнулся я, мгновенно заражаясь ее улыбкой.