Кира Шарм - Пленница тирана

— Одну минуту, — Маниз, заиграв лезвием непонятно откуда взявшегося ножа, подошел к Фиалке. — Ленточки у подарка обрежу, а то бревно у тебя в постели будет. Весь день связанная валялась, — затекло все.

— Сам обрежу, — резко бросаю, выхватывая свое сплошное разочарование вместо ублажения из чужих рук. Блядь, — аж передергивает всего от того, что кто-то к ней прикасается.

Усаживаю на переднее сидение и захлопываю дверцу. Дергается от стука, но молчит, только закусывает губу.

Снова пожимаю Манизу руку, прожигая его глазами в ответ на насмешливо-снисходительный взгляд.

Ох, будешь ты мне должна за все это. Фиалка! Даже не знаю, как отработаешь!

Останавливаюсь, отъехав на приличное от «Звезды» расстояние.

Наклоняюсь над девчонкой, — а она, блядь, еще и отшатываться. Связанная, умудряется. Дергаю вверх подбородок, и усмехаюсь, — нет больше пустоты в глазах, опять горят. Ужасом, паникой, — но, блядь, горят, — не то что тогда, пустые, отрешенные, как у слепой, — будто душу из нее выняли.

— Чего дергаешься? — рычу сквозь сжатые зубы. — Я хуже, чем они все, вместе взятые?

Качает головой, а я с какой-то ненормальной жадностью осматриваю ее лицо, губы.

Зубы сжимаются еще сильнее, когда рассматриваю синяк на скуле, — блядь, врезать бы за это Манизу, — могли бы и обработать, лед хотя бы приложить. Но в остальном все, кажется, в порядке, — больше ни ушибов, ни ссадин нет.

— Молодец, девочка, — сам не замечаю, как начинаю водить по ее лицу пальцами, и к себе ближе подымаю, в волосы лицом зарываюсь, — все тот же сумасшедший запах, пить который бесконечно хочется, с жадностью, глотая его, зачерпывая. Теперь, без всяких мазей и втираний, он слышен так отчетливо, что только и вдыхать. Глаза даже прикрываю, наслаждаясь, — и член болезненно дергается. И где-то в груди снова разливается огонь, — только теперь спокойный, тихий, даже где-то радостный. — Научилась молчать, — выдыхаю в ее волосы.

Нехотя отстраняюсь, развезая толстые веревки, — ну, на хера девчонку так спеленали? Можно подумать, из «Звезды» бы она с ее охраной убежала бы…

— Тсссс, — прижимаю к себе, — снова дергается, — и начинаю массировать тело.

Красные полоски на нежной коже, — и снова ярость внутри пламенем разгорается. Какого, блядь, хрена, ну? Нежная же девочка, и кожа у нее — такая нежная, такая бархатная… На хрена было портить?

— Пройдет. Колоть еще будет, и не сразу пройдет, — но и ненадолго.

Кивает, закрыв глаза, — и я, как завороженный, смотрю, как с ресниц сползает прозрачная слезинка.

— Ну… Малыш… — снова прижимаю к себе, гладя по волосам. — Успокойся.

Вздрагивает, — и снова глаза эти безумные, с паникой на меня поднимает.

— Чего боишься, — не сдерживаюсь уже, луплю кулаком по рулю. — Думаешь, я тебя — что? Избивать сейчас начну? И в лесочке где-то по дороге прикапаю?

Бляяяя…. Судя по глазам, — да, именно так и думает. И говорить ей ничего не надо, — все в них написано.

— Ради этого, думаешь, за тобой вернулся? — снова зарываюсь в волосы, гладя ее по щекам, по шее, по плечам. Вздрагивает, — ну да, именно так и решила.

— У меня не такое больное самомнение, девочка. Чтобы из-за такого убивать, — самому даже смешно становится, — это откуда у Фиалки моей такие мысли? — Я тебя разве хоть раз ударил в своем доме? М? Или с тобой плохо обращались? Тебя кто-то обижал? Унижал? Больно тебе делал?

Отчаянно машет головой, — а я сжимаю ее плечи еще крепче.

— Так с чего ты решила, что так будет? Зачем сбежала?

Молчит — и тихо всхлипывает.

— Я не бью ни женщин, ни девчонок, ни даже шлюх, Фиалка, — сжимаю прядь ее волос в кулаке. — Запомни это и перестать уже дрожать.

Нехотя отстраняюсь, устраивая ее на сидении поудобнее.

— Поспи по дороге. Натерпелась ты сегодня.

Кивает, но только обхватывает колени руками и сжимается в комок.

Блядь, — как же они напугали мне девочку, идиоты! Какого хера сразу позвонить было нельзя? Сколько она там? Весь день у них просидела?

Глаза прикрыла, — но чувствую, не спит.

Напряжение, страх, — все такое острое, что буквально физически, всем естеством ощущаю.

Пытаюсь успокоить, чуть касаясь плеча, поглаживая по нему, — но делаю только хуже, — вздрагивает и еще сильнее сжимается. Блядь, — нежная же она! Такая нежная, — везде! Что внутри, что снаружи! Нельзя было так с ней!

— Тсссссс, — пролетев расстояние, наверно, за минуты, подхватываю ее на руки и выношу из машины. Теперь всем телом ощущаю ее мелкую, идущую изнутри дрожь.

Несу, поглаживая по волосам, поражаясь, какая же она все-таки крохотная, — вот будто котенок, сжавшийся в комочек. Со злостью толкаю ногой двери, — одну, вторую, — и осторожно опускаю на матрас.

— Перестань, расслабься, — осторожно пытаюсь развести в стороны ее сжатые на груди руки, — будто примерзли, окоченели. — Расслабся, я должен посмотреть.

С трудом отпускает, позволяя им повиснуть.

Рывком раздираю уже и так превратившееся в ошметки платье.

И с шумом выдыхаю сквозь зубы, — нет, ничего. Не повредили, не били, — только яркие, алые полоски на коже, что от веревок остались, — но и за это я бы свернул пару челюстей.

— В душ горячий и мазью сейчас намажу, — снова подхватываю на руки. — Ну, ты чего? — скребет ногтями по моей груди, — судорожно, — точно, как котенок.

Опускаю лицо к ее, — и снова, будто пощечину мне дали. Хлесткую. Обжигающую, — опять этот ужас, такой, что ножом меня режет.

— Ты что думаешь, — я тебя наказывать сейчас буду? За то, что сбежала?

Шумный выдох и цепкий взгляд прожигающий до самого нутра блядской фиалки. Будто царапает, — не ноготками, бархаткой своей, — но так, блядь, царапает, что внутри снова ярость клокотать начинает.

— Сказал же, — снова сжимаю челюсти, мысленно херача кулаком по стене. — Сказал тебе уже.

Кивает, снова прикрыв глаза, — но чувствую — не верит. Напрягается, ждет, боится.

Опускаю обратно на постель, — и тут же отползать от меня начинает, в стену вжимается, — и опять, на хрен, этот ужас.

— Не стану я тебя наказывать, — вздыхаю. — Или? Ты что думаешь, — я тебя сейчас брать, что ли, буду?

Дааааааа…. Даже волосы въерошиваю, ловя новый взгляд. Вот этого, — именно этого она, блядь, и боится на самом деле! Кто? Шалава, девчонка, которую собирались совсем недавно под голодных и злых охранников Маниза подложить, на всех пустить, скопом, разом, одновременно, — боится, блядь, секса со мной! Охиреть просто.

— Не собираюсь даже, — хмыкаю, красноречиво опустив глаза на ее сбитые коленки. — Я слишком брезглив, чтобы такое мне захотелось брать. Восстановишься, на человека похожа станешь, — тогда, возможно… Я своих слов, Фиалка, не меняю. Сказал — сама придешь и умолять меня будешь. И тогда — еще подумаю, — захочу тебя оставить или обратно в «Звезду» отдам. Думай, чего на самом деле бояться нужно. Думай, мелкая. Мазь тебе принесут.