Татьяна Осипцова - Не своя жизнь

В последние дни перед родами Андрей был особенно предупредителен и заботлив. Ограждал Иру от любого напряжения, волнения. Как-то проронил:

– Свидетельство о наследстве готово, пора получать. Думаю, тебе не стоит ехать, в нотариальной конторе душно, народу полно.

– Конечно, съезди один, – равнодушно ответила Ира. – У тебя ведь доверенность.

Он съездил, вернулся. Документы Ира смотреть не стала, но на словах муж объяснил, что она наследует квартиру, дачу, банковский счет – к сожалению, после 1992-го сумма вклада скукожилась, и акции завода.

– Кстати, новый директор разрешил продавать акции. Деньги получаются довольно большие. Может, стоит продать?

– Не знаю, – пожала плечами Ира.

– Понимаешь, если бы у нас был нормальный рынок, как на Западе… Там цена акций колеблется, но не слишком сильно. А у нас это не от работы предприятия зависит, не от прибыли, а от того, интересно ли кому-нибудь прибрать его к рукам. На данный момент такие желающие есть, но что будет завтра? Может, завод начнет хиреть и загнется окончательно. Тогда акции и по цене туалетной бумаги никто не купит. Ну так что делать, продавать?

– Поступай, как хочешь, – отмахнулась она.

Она ничего не понимала в рыночных законах, в акциях, да и в жизни пока мало что понимала.

Тетя Лена твердила:

– Слава богу, что такой деловой муж тебе попался. Юрист, во всем разбирается, все ходы-выходы знает. За таким не пропадешь.

Роды были тяжелыми, и еще тогда, измученная нескончаемой болью, Ирина решила: больше никаких детей. Она готова страдать ради ребенка от Дениса, но ради Андрея никогда не станет.

Когда все кончилось и ей наконец показали дочь, она надеялась найти сходство с любимым, но увидела только крошечное сморщенное личико. Ее дочка родилась с малым весом, слабенькая и пугливая. Стоило девочке увидеть чужое лицо, как она тут же заходилась в плаче. Хлопнула дверь, грохнула петарда за окном – опять рев. Наденька признавала только материнские руки и руки бабы Лены.

С появлением в доме младенца Елена Артемьевна превратилась в бабу Лену, Ира – в маму, Андрей – в папу. На руки к папе девочка шла неохотно. Андрей и потряхивал ее, и агукал, и напевал что-то – но она кривилась, куксилась, тянулась к маме, и Ира забирала дочку. Она видела, что муж старается быть хорошим отцом, но каждую минуту помнила, что Наденька не от него. Глядя на них вместе, она не испытывала радости, не искала сходства – чужой, чужой, чужой!

В первый месяц после родов Андрей позволял себе лишь погладить жену по спине, приобнять за плечо, чмокнуть в щеку. Затем объятия стали более откровенными, в ход пошли намеки: она обещала, прошло достаточно времени, физически она вполне оправилась, пора начать нормальную супружескую жизнь…

– Я не могу, – вырывалась Ира. – У меня сил нет, я ночами не сплю, совсем измотана. Подожди еще немного, позже.

Днем под ногами болталась баба Лена, ночью Ирина была в своей комнате с дочкой и, стоило ему на цыпочках зайти, тут же шикала и махала рукой: уходи, разбудишь!

Но однажды в воскресенье, когда баба Лена отправилась гулять с коляской, а Ира прилегла отдохнуть, муж решился осуществить свои права.

Андрей зашел к жене в комнату, присел на постель, ласково погладил по голове. Ира дернулась и открыла глаза.

– Ну что это такое? – заныла она. – Надеялась поспать хоть часок! Я не высыпаюсь…

– А думаешь, я отлично сплю? – вдруг взорвался он. – Думаешь, мне легко терпеть столько времени? Я не железный, твою мать!

Ира никогда не слышала от мужа грубого слова, а того, что он сделал после, даже представить не могла. Не было ни поцелуев, ничего! Он просто распахнул на ней халат, сорвал трусики, сдвинул лифчик и крепко сдавил грудь, так, что молоко потекло. Она вырывалась, однако Андрей был значительно сильнее. Раздвинув ей ноги, он навалился сверху, повозился немного, прицеливаясь… Ира взвыла. Продолжая, он одной рукой зажал ей рот, и держал так до последних своих судорог.

– Гад, сволочь, – шептала она сквозь слезы, когда он обмяк и рука свалилась с ее лица.

Андрей перевернулся на спину, чуть не упав с узкого дивана. Немного помолчал, приходя в себя, и прошептал примирительным тоном:

– Прости, Ирочка, просто я больше не мог… Я ведь мужчина, в конце концов. А ты женщина, моя жена.

Она не желала прощать. Первым побуждением было подать на развод, она даже дошла до ЗАГСА, но там сказали, что заявление надо подавать вдвоем, или действовать через суд, а вначале заплатить госпошлину. В отделении Сбербанка, как всегда, оказалась огромная очередь, и Ира решила отложить до завтра – она торопилась покормить дочь.

Однако уже в тот же вечер мысли о разводе вылетели из головы: Наденька простудилась, и вместе с ней Ире пришлось провести в больнице две недели. Тревога за жизнь дочери отодвинула все на второй план. В первые дни она даже в туалет отойти боялась, не отрывала глаз от часто вздымающейся детской грудки, то и дело касалась ладонью горячего лобика. Не спала, дремала здесь же, возле детской кроватки, сидя на стуле. Чуть позже Андрей добился отдельной палаты, со второй, взрослой кроватью – наступили времена, когда за деньги можно устроить что угодно, даже в переполненной больнице.

Тетя Лена укоряла племянницу:

– Что ж ты с ним, как с чужим? Посмотри, как он волнуется, как старается! Все для тебя и Наденьки делает. А ты?

Спустя несколько дней после выписки Ира снизошла до мужа. То ли от волнения, то ли на радостях, но он опять был тороплив, и удовольствия она не испытала. Закрывала глаза, уговаривая себя представить, что с ней не Андрей, а Денис – не получалось. Вместо гладкой юной кожи – заросшая волосами грудь, ниже заметное брюшко, и пальцы не чуткие, музыкальные, как у ее Дениса, а короткие, жесткие, с волосками на фалангах. И вес не тот, и запах – все не то! Ее тело, как, впрочем, и душа, были предназначены другому, а достались этому, нелюбимому…

В комнату к мужу она так и не переселилась. Вначале это даже не обсуждалось. Из чувства благодарности – Ира не могла не признать, что Андрей старается сделать ее жизнь беспроблемной, – она раз в неделю, не чаще, после его намеков заходила в спальню. Постепенно она привыкла, тело начало отзываться на ласки мужа, но разжечь ее по-настоящему он не умел, и Ира, неудовлетворенная, покидала комнату через полчаса, торопясь к дочери.

Наденька была ее единственной любовью, смыслом жизни, светом в окошке. К полугоду девочка окрепла, достигла нормы в весе и стала очень хорошенькой. Баба Лена в восторге всплескивала руками: вылитая Ирочка в детстве! Все, кроме волос. В отличие от Иры, золотистые волосенки Наденьки вились крупными кольцами, делая ее похожей на херувимчика. Ира же искала в дочери сходство с Денисом, и порой находила его, а иной раз ей казалось, что дочка – копия своей бабушки Нелли. Пока маленькие дети растут, случается, что в них поочередно можно заметить черты едва ли не всех родственников. Только сходства с мужем, того, чем гордятся многие матери, Ира не искала никогда.