Лана Мейер - (Не)строго бизнес [СИ litres]

Перед ним на коленях, смотрящая на него снизу-вверх, со стекающей по губам и подбородку спермой. Наши взгляды ведут войну не на жизнь, а на смерть, но я не собираюсь быть жертвой, которая опустит плечи и взор в пол. Нутро обжигает ненависть лютая, жгучая, заряжающая желанием отомстить. Проглатываю его семя, вместе со своей гордостью и даже бровью не веду, каких бы усилий это ни стоило.

– Хорошая девочка, – небрежно почесывает мой подбородок Батлер костяшкой указательного пальца. Словно я котенок, которому перепало немного хозяйской ласки. – И не нужно так смотреть на меня, Эмилия. Я не хотел быть грубым, но по-другому ты не умеешь. Видимо, мое первоначальное предположение правильное, и ты любишь только так. И еще, детка, больше ни слова о бывших любовниках. Их не было в твоей жизни. Ясно? Ни одного из них. Надеюсь, запомнила? – интересуется Адриан, закончив воспитательный процесс.

– Разумеется. Я урок усвоила, мистер Батлер, – стараюсь, чтобы мой голос не дрожал предательски, не выдавал во мне того самого обиженного котенка. – Я надеюсь, тебя все устроило? Доволен приобретенными услугами? – пытаюсь держаться хладнокровно, как и на деловых переговорах, хотя сердце барабаном ломает ребра и кричит до рези в груди.

– Да, неплохо для первого раза, Эмилия. Перекину небольшой взнос на твой счет, – достав из кармана телефон, Батлер сосредоточенно скользит пальцем по экрану и затем объявляет. – Поздравляю, Эмилия. Первый шаг по освобождению из долговой ямы сделан. Скинул сто тысяч тебе за минет на «троечку». Но ничего, в следующий раз ты будешь стараться лучше. Не так ли? А это на чай, – отпуская меня так, словно двадцать минут назад не покрывал одержимыми поцелуями мое тело до хрипоты, Адриан оставляет на тумбочке две зеленые купюры. – И, кстати, не забудь предоставить мне отчётные документы по своему срочному переводу. Это одно из условий контракта, – небрежно бросает напоследок, а потом разворачивается, забирает контракт и покидает мою спальню с ледяным спокойствием.

Я сижу на коленях какое-то время и молчу, кажется, целую вечность, устремив пустой взор на закрытую дверь. Он за один вечер погрузил меня на дно и заставил захлебнуться. Размеров солнца не хватит, чтобы описать мою ненависть к Батлеру.

Меня прорывает в одну секунду.

Истошно закричав, я хватаю с тумбочки тысячу долларов в двух купюрах и крошу их на мелкие бумажки, которые с остервенением кидаю на пол.

Это нервный срыв, клиника…хватаюсь за волосы и, свернувшись в позу эмбриона на полу, я наконец позволяю себе в голос разрыдаться, наплевав на то, что, возможно, в спальне установлены камеры, и Батлер будь явно доволен такой эмоциональной серией моего реалити-шоу.

Спустя час горьких рыданий, разговоров с самой собой и борьбой со своим стыдом и унижением я иду в душ и чищу зубы, продолжая уже беззвучно так плакать, по инерции. Смотрю в свои глаза в отражении и не представляю даже, через что придется пройти ближайшие полгода.

Ещё через час, когда вся основная боль уже выплакана, я не чувствую ничего.

Абсолютно.

Лишь распространяющуюся пустоту в районе грудной клетки, которую так хочется заполнить…но не знаю ни одного способа, как это сделать.

– Я люблю тебя. Все будет хорошо, милая, – говорю самой себе, вспоминая, что эти слова всегда говорила мне Вика, когда мы вместе плакали, прячась от отца в чулане или под кроватью. И сейчас я ощущаю острую потребность в том, чтобы сказать их себе.

Выходные прошли абсолютно не так, как я запланировал. Вместо двух суток горячего секса – сплошной нервяк и желание убить кого-нибудь с особой продуманной жестокостью. И виной тому одна несговорчивая вертихвостка с завышенным самомнением. А начиналось все очень даже неплохо. Отчасти я получил то, что хотел; подпись в контракте Гордеева поставила и даже приступила к его выполнению, но как она это делала – это уже другой вопрос. Эмилия всем своим видом демонстрировала, что не горит желанием беспрекословно соблюдать условия, продолжая дерзить и испытывать мое терпение.

Не понимаю, чего добивается эта сумасшедшая женщина. Откуда в ней столько непробиваемого упрямства и гордыни? Она реально не осознаёт, что игры кончились и дальнейшее сопротивление опасно, в первую очередь, для нее самой? Зачем дразнить зверя, если ты всего лишь беспомощная, но жутко гордая лань? Любая на ее месте использовала бы абсолютно другую тактику и высосала из своего положения столько бонусов, что до конца жизни хватило бы для безбедного существования. Ключевое слово «высосала». И то, как высасывала свои бонусы Гордеева отбило все желание идти на какие-либо уступки и компромиссы.

Я подозревал, конечно, что с гордячкой будет непросто, но если она продолжит и дальше испытывать меня на прочность, то это может плохо закончиться.

Я не бросаюсь пустыми угрозами. Никогда. Мне действительно надоели наши затянувшиеся игры. Она убегает, фыркает, я настигаю и загоняю в угол. Она сдается, но при этом я один хрен чувствую себя проигравшим и одураченным.

Черт, если быть откровенным, это не первые мои договорные отношения. Не вторые и даже не третьи. Я уже говорил, что мне так проще сохранять личное пространство и экономить время для действительно важных дел. И все женщины, на кого падал выбор, использовали всевозможные ухищрения, чтобы удержать мой интерес и продлить срок контракта. С Эмилией же с самого начала пришлось напрячься, отодвинуть в сторону все дела и заниматься исключительно ее строптивой персоной.

Я понимаю, что она не рвалась в мою постель. Да, бл*дь, я не идиот и знаю, что есть женщины, кому претит полная зависимость от партнёра. Но, черт, разве она не видит, не чувствует, что я тоже зависим? И если Эмилия так хочет избавиться от меня, ей всего лишь нужно подыграть, прекратить сопротивляться и дать мне то, что я хочу.

А я хочу всё.

И это абсолютно нерешаемая дилемма.

Потому что подыграть не получится. Меня не устроит игра. Уже не устроила.

Все чертовски запуталось, закрутилось, я не понимаю, что со мной и пока еще удерживаю контроль, но чего мне это стоит – не знает никто. Меня ломает и кидает из крайности в крайность. Я боюсь того, что могу сделать, если Эмилия продолжит вести себя, как оскорбленная жертва озабоченного садиста. Я не хочу быть подонком, кто сломает ее жизнь, только потому что она отказывается подчиняться моим требованиям, но, похоже, уже это делаю. И самое абсурдное во всем происходящем балагане, что никто кроме нее, меня остановить не способен. Сейчас мы оба ходим по краю осыпающегося обрыва, на дне которого адское пекло. Один неосторожный шаг, малейшая глупость, и назад дороги не будет. Я выживу, я там родился, а вот она… не уверен. Надеяться на то, что ситуация рассосётся сама собой – крайне глупо и опасно.