Дора Коуст - Секретарь для злодея [СИ litres]

Я ощущала его дыхание прямо там. Только поцелуи – короткие, нежные, невозможные. Я видела всепоглощающую страсть в его глазах. Мне казалось, что он получает удовольствие от того, что делает. Вздрагивала от каждого прикосновения, а желание, возбуждение… Оно, наоборот, возрастало, будто то, что он делал, было естественно. Сродни обыкновенному поцелую в губы, но намного, намного интимнее. Как если бы сейчас мы обменивались последней степенью доверия.

Наверное, будь это обыкновенные поцелуи, сейчас Паша углублялся бы. Его язык скользил по разгоряченному лону, перекатывал бусину клитора, бесстыдно раздвигал влажные складки, пытаясь забраться глубже. Кружил рядом с входом, а я вздрагивала каждый раз, будто пораженная молнией, когда он прикасался к промежности. Чуть посасывал складки, вбирая их в теплый рот, играл языком и совсем не смущался того, что делал.

Я понимала, что теку. Ощущала, насколько я мокрая, но остановить его было сродни самоубийству. Все во мне – внутри – пульсировало и обжигало. Тело жило своей жизнью, а тихие стоны, которые я очень сильно пыталась сдержать, вскоре переросли в неконтролируемые крики. Цеплялась за его плечи, волосы. То ли желала прекратить, то ли, наоборот, просила действовать активнее – неважно. Это был первый подобный опыт для меня, и, к моему стыду, мне нравилось все, что Паша вытворял.

– Кто моя птичка? – вдруг поинтересовался он, на секунду отрываясь.

– Я! – выкрикнула я, вынуждая его продолжить.

– Моя девочка, – протянул он ласково, чтобы забраться юрким языком в разгоряченное лоно.

Посасывал, целовал, вбирал влажную плоть в теплый рот. Доводил до исступления, до громких криков. Я едва ли хоть что-то соображала. Мыслей не было, не было ничего. Только его язык и его губы да все нарастающая пульсация, будто распирающая меня изнутри.

– Марина, ты меня любишь?

– Люблю… – слово выскользнуло раньше, чем я вообще смогла его обдумать.

– Ты станешь моей женой?

– Стану… – Не я это отвечала. Это кричало сердце, душа, что желала принадлежать этому мужчине целиком и полностью.

– Разрешишь удочерить Аришку?

– Разрешу, – сдалась я, скидывая все барьеры и разрываясь, взрываясь от сумасшедших ощущений, чувствуя его пальцы в себе – каждый толчок, каждый выход, каждый поцелуй.

Его губы оказались так близко – всего вдох до моих. Я сама потянулась к нему, совсем не думая о гигиене или чем-то подобном. Его губы были влажными, теплыми. Одна его рука удерживала мое бедро, а пальцы второй забрались под спину. Член скользнул во влажное лоно, а я задохнулась от чувства наполненности. Каждый толчок – моя личная агония и возрождение.

– Прости, птичка. Это будет быстрее, чем я думал, – шепнул он мне в губы, вдыхая такой желанный воздух.

– Давай, – дала я ему карт-бланш, обнимая настолько крепко, насколько вообще позволяли мне силы.

Сумасшествие. Я могла бы сравнить этот секс с сумасшествием. Быстрые глубокие толчки. Я задыхалась от каждого, кричала от каждого и, казалось… Взрывалась от каждого, все сильнее погружаясь в темное марево, обжигающее марево, в котором я содрогалась, ощущая такую желанную тяжесть Пашиного тела.

– Ты моя, птичка, – подытожил мужчина, целуя мои губы, что давно высохли.

Дыхание было тяжелым и у меня, и у него, но Паша держался молодцом, а вот мои ноги подрагивали.

– Я требую адвоката, – просипела я, устало прикрывая веки. В первую очередь для того, чтобы не видеть этого хитреца, а значит, не краснеть.

– Поздно, Марина, – нашел он мои губы, и не думая выходить из меня. – Я уже услышал все, что мне нужно.

– Ты же понимаешь, что я невменяема?

– Если ты еще разговариваешь, значит, очень даже вменяема. Повторим? Только в этот раз я хочу наслаждаться тобой, каждым толчком, каждым твоим стоном. Слышишь? Я не выпущу тебя, пока ты будешь стоять на ногах.

– Я уже не стою.

– Тогда тебе очень не повезло, – прикусил он мою нижнюю губу, срывая новый стон.

Я услышал абсолютно все, что хотел. Нисколько не жалел о том, что умотал Маринку до невменяемого состояния. Моя птичка сладко спала, а мы с Аришкой ужинали на кухне.

Что может быть лучше, чем немного похомячить в третьем часу ночи? Вот мы с девчушкой не видели в этом ничего дурного. Она поглощала смесь, а я подъедал остатки мяса по-французски. Все были довольны, но кое-что изменилось.

Получив ответ Марины, теперь я смотрел на них с Аришкой немножко по-другому. Осознавая, что это не просто моя женщина и ее дочка, а моя будущая жена и мой маленький птенчик. И пусть я схитрил, пусть знал наперед, что получу правильные ответы, ее слова все равно окрыляли и придавали мне сил. Наделяли желанием жить и сворачивать горы.

С этим желанием я и проснулся утром, расслабленно потягиваясь в постели. Да только под одеялом я был один. Встрепенувшись, оглянулся на кроватку, но и Аришки не было. Первая мысль – я сошел с ума и придумал себе семью. Вторая – они ушли, потому что вчера я был слишком прямолинеен и испугал Марину. Третья – кто-то едва слышно пел, и, судя по всему, звук доносился с первого этажа.

– Черт возьми, ты меня напугала, – спустился я вниз, по дороге разыскивая собственные домашние штаны.

– Я настолько ужасно пою? – возмутилась она, колдуя над тарелками с завтраком.

– Не говори ерунды. Ты прекрасно поешь. Да, Аришка? – поцеловал я девчушку, забирая ее у Марины.

Поцелуй достался и птичке, которая мигом упорхнула к холодильнику, доставая сок.

– Мы с Аришкой взяли на себя смелость приготовить тебе костюм, – смутилась эта маленькая юркая женщина под моим взглядом, выдавая все явки и пароли. – Во сколько тебе нужно выехать?

– Через полчаса, – глянул я на круглые настенные часы. – Не переживай, все пройдет гладко.

– Я и не переживаю. Я в тебе уверена, – произнесла она с вызовом. И выглядела при этом таким воинственным воробьем, что я не смог сдержаться и расхохотался. – Прекрати смеяться надо мной! – И столько праведного гнева, но улыбка так и скользит по губам.

– Я не над тобой, – покаялся я. – Просто вспомнил один анекдот. Думаю, расскажу его корейцам.

– Вот… бессовестный! – подлила она мне еще кофе, сама же ела кашу и запивала ее некрепким чаем. – Кстати, о корейцах. Помнишь, в договоре значилось, что я могу говорить тебе абсолютно обо всем?

– Так-так-так… – протянул я игриво. – Что у нас? Любовник? Неучтенные родственники? Имей в виду, ты от меня не отделаешься, даже если выяснится, что у тебя целых десять детей.

– Паша, я же серьезно. Ты только ничего такого не подумай, я не защищаю Ваню, и мне его вот вообще не жаль, даже если ты его засудишь, но…

Наверное, я слишком сильно изменился в лице, раз Марина замерла, оборвав себя на полуслове. Выдавив из себя улыбку, я потянулся через стол и взял ее за руку в знак поддержки.