Татьяна Воронцова - Тени утренней росы [litres]

– Смотри, – негромко говорит Нейл, указывая рукой, – вон там, на склоне горы Ида, находится пещера Камарес, где были найдены керамические сосуды с бело-оранжево-красными орнаментами на черном фоне и тончайшими стенками «под яичную скорлупу».

Есть ли хоть что-то, чего он не знает об этом острове? И сколько же времени ему пришлось потратить на изучение его истории плюс греческий язык? Похоже, он сделал это смыслом жизни. Могу ли я сказать что-то подобное о себе?

Я подавляю вздох, и Нейл бросает на меня быстрый внимательный взгляд.

– Устала?

– Нет. – Я делаю жалкую попытку улыбнуться. – Просто мне грустно.

– Почему?

Я могла бы назвать тысячу вымышленных причин, но неожиданно для себя говорю правду:

– Потому что мне тридцать пять лет, но моя жизнь растрачена впустую. Я получила архитектурное образование, но не спроектировала ни одного здания. Я постоянно пишу, но моих романов не найти на прилавках книжных магазинов – прежде всего потому, что ни один из них не закончен. Я ничто, пустое место, и уйду в ничто, и ничего после меня не останется. И когда я думаю об этом…

Почувствовав, что голос становится сдавленным от слез, я умолкаю. Еще не хватало устроить здесь, на берегу Ливийского моря, сцену, достойную телевизионной мелодрамы.

Некоторое время Нейл молчит, вежливо глядя в сторону. Потом протягивает руку:

– Взгляни.

Перед нами на залитом солнцем скалистом плато лежат руины Феста.

– Четыре тысячи лет назад на этом месте стоял прекрасный дворец. Дворец царя Радаманта, сына Зевса и Европы. Это был величайший из правителей, чья держава, совместно с державой царя Миноса, столетиями господствовала на море, вселяя ужас и благоговение в сердца чужеземных царей и военачальников. Его подданные жили в роскоши и довольстве в своем процветающем просвещенном государстве, поклонялись могущественным богам, вели захватнические войны, переделывая мир по велению собственных прихотей и страстей. И что ты видишь сейчас? – Он делает широкий жест, охватывающий крипту с двумя столбами, центральный двор и перистиль [23] Перистиль – буквально «окруженный колоннами» (греч.). Прямоугольные двор и сад, площадь, зал, окруженные с четырех сторон крытой колоннадой. . В слепящем свете послеполуденного солнца обнаженные раскопками руины кажутся еще более безжизненными. – Пески времени.

Его слова входят мне в сердце, как нож. И сразу же после этого наступает облегчение.

– Я только хотела сказать…

Нейл встает и стоя продолжает смотреть в том же направлении, куда указывал рукой.

– Это неважно, Элена.

В эту минуту, глядя на него, стоящего рядом – такого безумно привлекательного, такого живого, с теплой кожей и растрепавшимися от ветра темными волосами, – я осознаю совершенно отчетливо, что он смертен. Что он умрет. И лет через пятьдесят уже ни одной женщине не будет дано заглянуть в эти бледно-зеленые смеющиеся глаза, тронуть смуглое запястье с полоской браслета, ощутить тяжесть гибкого, жаркого, мускулистого тела, провести кончиками пальцев по застывшему от отчаяния лицу, повторяя очертания бровей и губ. Никогда.

– Ты художник, – привожу я не особо веский аргумент.

– Считаешь, это может служить обоснованием моего появления на свет?

– А разве нет?

– Взгляни, – повторяет он снова. – Ты до сих пор не поняла?

Яркий свет и глубокая тень делают останки древних стен черными с одной стороны и золотыми с другой. Перистиль в центре царских покоев с сохранившимися кое-где основаниями колонн. Взломанные землетрясением своды просторных кладовых…

…длинные вереницы подданных, круглый год приносящих ко двору своего властелина излишки урожая, ибо здесь их следует хранить и обрабатывать, а также обменивать на привозные товары, оплачивать труд дворцовых хозяйственных распорядителей и распределять среди тех несчастных, которые не в состоянии себя прокормить. Ткани, древесина, оливковое масло, лечебные снадобья из местных трав, расписная утварь, украшения, бронзовые кинжалы, сосуды из драгоценных металлов – все это в изобилии стекается во дворец, где уже ждут чужеземные купцы, готовые предложить взамен золото, серебро и алебастр из Египта, медь из Турции и с острова Кипр, черный обсидиан с острова Мелос, корунд с Наксоса, ценные породы камня из Южного Пелопоннеса, слоновую кость из Сирии и многое, многое другое. Нарядные женщины, исполняющие ритуальные танцы на ежегодных празднествах в честь Великой Матери: на них длинные оборчатые юбки из крашеной шерсти и тугие корсажи, оставляющие открытыми груди, высоко зачесанные волосы украшены лентами, диадемами и изящными шпильками. Праздничные шествия, восторг и преданность в глазах ремесленников и крестьян. Эра благоденствия, о которой мы можем только мечтать…

…и снова раскаленные солнцем камни, немые и скорбные свидетельства былого величия.

– Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? – Нейл говорит, не глядя на меня. Говорит тихо и хрипло, безо всякого выражения. – Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. [24] Книга Екклесиаста 1:3.

Меня пробирает озноб, несмотря на жару.

– Все труды человека – для рта его, а душа его не насыщается, – продолжает он еще тише . – Много таких вещей, которые умножают суету: что же для человека лучше? Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем? [25] Книга Екклесиаста 6:7.

Наблюдая за ним, стоящим так прямо и просто, я будто заново вижу морщинки в углах его страдальчески прищуренных глаз, подрагивающие от нервного напряжения губы, внезапно выступающую по всему телу испарину, свидетельствующую о какой-то внутренней боли, которая время от времени заставляет его сжимать пальцы в кулаки.

Он болен.

Эта истина открывается мне с ошеломляющей ясностью.

– Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению, и любовь их, и ненависть их, и ревность их уже исчезли, и нет им более части во веки ни в чем, что делается под солнцем. – Он оборачивается и неожиданно подмигивает мне, оправдывая свою репутацию трикстера . – Итак, иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим. Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости [26] Книга Екклесиаста 9:5. .

Вытащив из кармана носовой платок, я прикладываю его ко лбу. Может, теперь у меня тепловой удар?