Татьяна Воронцова - Тени утренней росы [litres]

Мы пообедали в таверне на берегу, чему Алекс был несказанно рад. Нейл сидел за соседним столиком и подавал положительный пример. Поглядывая на него украдкой, ребенок отважно сражался с куриным филе и отварной картошкой – блюдом, диетическим во всех отношениях.

После обеда я уложила его на заднем сиденье машины, стоящей с открытыми дверьми в тенистой роще в двадцати метрах от пляжа, и он мгновенно заснул. Не потребовалось ни сказок, ни уговоров.

– Привози его завтра, – сказал Нейл, когда мы не спеша плыли вдоль окаймляющего бухту мыса.

– Он тебе не надоел?

– А тебе?

Через два часа Алекс проснулся и притопал к нам на пляж. Он беспокоился, не исчез ли, воспользовавшись его отсутствием, Строитель Пирамид и Собиратель Камней, и облегченно вздохнул, увидев Нейла на песке в двух шагах от меня.

Они купались…

Они строили башни из песка…

По возвращении домой я отменила закапывание, убедив Ритку подождать до утра.

– Смотри, какой он спокойный. Поужинал и уселся рисовать. Ты хочешь слез и истерик? Знаешь, что я тебе скажу? По-моему, у него это на нервной почве.

– Конъюнктивит на нервной почве? – Ритка скептически улыбнулась.

– Ну, если язва бывает на нервной почве, почему же не быть конъюнктивиту?

Утром я была призвана в детскую для участия в консилиуме. Глядя на практически здоровый, разве что с легким намеком на покраснение, глаз Алекса, Урания даже прослезилась, а моя сестра только руками развела.

– Привет, – сказала я Алексу, похоже, совсем забывшему о том, что ему полагалось проснуться с заплывшим глазом. – Ну что, завтракать и купаться?

В его постели я заметила камень, который на прощание вручил ему Нейл. Серый камень в форме сардельки с круглым отверстием, смещенным к одному из концов. Почему-то мне подумалось, что этот камень Нейл вряд ли нашел на берегу. Скорее всего, припас заранее.

– Не выбрасывай, – сурово приказал Алекс матери, засовывая камень подальше под подушку.

– Я его вымыла, – добавила я сладким голосом. – С антибактериальным мылом.

Три дня подряд я возила Алекса в бухту Амунди. Три дня подряд Нейл полоскал его в морской воде, разыскивал для него камни самых невообразимых форм и расцветок (некоторые даже доставал со дна), с ним на пару возводил грандиозные крепости из песка, таскал его на плечах, показывал таинственные пещеры в скалах…

Конъюнктивит прошел без следа.

Ритка уже в открытую признавалась, что ничего не понимает.

– Может, у него это и правда нервное?

– А сам он что говорит? – спросила я как можно небрежней.

– Что может сказать трехлетний ребенок? – Ритка вздохнула и помешала ложкой овсянку в кастрюле. – Он сказал, что его вылечил бог.

– Ну и прекрасно. Чем тебя это не устраивает? Бог многих вылечил. А Лазаря вообще воскресил.

Во второй половине дня мы с Нейлом встретились недалеко от селения Палиолутра в долине Коцифи.

– Не говори ничего, – зашептал Нейл, роняя меня на отнюдь не мягкую землю. – Молчи, молчи. Все потом.

Закрыв глаза, изгнав из головы все мысли, я разрешила себе просто наслаждаться ощущениями, просто вдыхать этот свойственный его коже запах морской воды, как будто здесь, со мной, не человек, а сам Мананнан Мак Лир.

Потом мы лежим, счастливые, в тени кривой оливы, и переговариваемся.

– Она хочет знать, куда я собралась и когда думаю вернуться… чем я занималась, где обедала, что купила… это невыносимо. Я злюсь, она обижается. Она считает, что я изменилась.

– А ты сама так не считаешь?

– Не знаю. Может быть.

– Ты можешь переехать ко мне, – сказал Нейл, подумав.

– Нет, – я грустно улыбнулась, – не могу.

Он кивнул, покусывая травинку. Он знал, что я считаю это невозможным не только из-за сестры.

Он знает даже то, о чем я ему не рассказываю, и временами это пугает. Ведь я говорю с ним на чужом для меня языке, в то время как думаю все-таки на родном. Мои слова, как и мои мысли, открыты для него не в полной мере. И все-таки он знает.

– Нейл. – Я ощутила внезапное сердцебиение. – Признайся, тебе не бывает страшно?

– Нет, – ответил он спокойно и сорвал еще одну травинку взамен изжеванной. – Все это в прошлом, Элена.

– Как тебе удалось?

– Ну… йоги называют это смещением фокуса сознания. – Он скользнул взглядом по моему лицу, как мне показалось, с искренним сочувствием. – Я понимаю, тебе сейчас тяжелее, чем мне.

– Неужели? – механически переспросила я, отлично зная, что он прав и в этом.

– То, что ты расцениваешь как потерю, я принимаю как дар. Я готов к переменам, готов к работе. Я готов стать звеном в цепи. Принять протянутую руку с тем, чтобы в нужное время протянуть ее тому, кто последует за мной.

Непрерывная цепь инициации. Он сказал это почти в открытую. Но что это означает в наше время?

– Но ты же не можешь сам… ты не можешь один…

– Когда ты становишься ищущим, с той стороны сразу начинает поступать помощь. Главное – не терять бдительности и вовремя принимать ее, не рассуждая о том, такая она, как ты ожидал, или не такая. Не бойся за меня, Элена. – Он ласково сжал мои пальцы. – Я знаю, что делаю. Со мной все в порядке.

Домой я вернулась после полуночи. Ритка, разумеется, потребовала отчета, я рявкнула на нее и ушла к себе. Для нее слова «разведенная» и «слабоумная», очевидно, являются синонимами, но я не собираюсь лить воду на ее мельницу. В конце концов, здесь есть и другие, помимо меня, кто нуждается в постоянном присмотре, а именно двое ее детей. Так я ей и сказала.

За распахнутыми настежь окнами сонно стрекотали цикады. Спят эти твари когда-нибудь или нет? В высокой траве копошились мыши, а может быть, ежи. Я вдруг поняла, что совершенно не представляю, водятся ли на Крите ежи, и решила при случае спросить об этом Нейла.

За стеной что-то брякнуло, заныла спросонок Лиза. Через минуту к ней присоединился Алекс. Господи, ну что там еще стряслось? Это не жизнь, а какое-то «Маппет-шоу».

Я легла, выключила свет и повернулась лицом к стене.

Ритка, ее шумные дети… Нет, невыносимо. Этот дом перестал быть моим. Я уже не могла спать до полудня, не могла сидеть голая на террасе с бутылкой Метаксы, не могла привести сюда Нейла…

Пора уезжать.

Ритка оказалась первой, кому я сообщила о своем решении. Это вышло как-то само собой, за завтраком. У нее чуть кусок не выпал изо рта. А потом началось…

– Ты два с половиной месяца сидела тут одна-одинешенька и даже не помышляла об отъезде. Только вздыхала по телефону: ах, я скучаю! приезжайте поскорее! А когда мы приехали, сразу бежать!

– Ну, не сразу.

– Да ты двух недель с нами не прожила, бессовестная!

Это было только начало наших ссор. Мы обе отлично знали, что в дальнейшем они будут происходить все чаще и чаще. И вовсе не потому, что мы с сестрой не любим друг друга. Очень даже любим! На расстоянии.