Татьяна Воронцова - Тени утренней росы [litres]

– Ты слышишь, Элена?

– Да. Это можно услышать только здесь? Потому ты и привел меня сюда?

– Не только здесь. Повсюду.

– Но раньше я никогда…

Он прижал меня еще крепче.

Когда небо поменяло цвет с фиолетового на жемчужно-голубой, в проеме Восточных ворот возникла стройная фигура. Светлые брюки, светлая рубашка, светлые волосы. Учитывая, что незадолго до этого мне послышался шум мотора подъезжающего автомобиля, навряд ли это призрак.

– Прошу прощения, – послышался негромкий голос. – Я не знал, что ты здесь, и не знал, что ты не один.

Нейл сладко потянулся и сел на циновке, приглаживая спутанные волосы.

– Дважды ложь, – пробормотал он добродушно. И взглянул на меня смеющимися глазами. – Кажется, вчера вечером Ронан опять выпил слишком много красного вина, и оно не давало ему спать. Красное вино всегда так действует на него, уж не знаю почему.

– Я иду купаться. Кто-нибудь составит мне компанию? – Ронан посмотрел на Нейла, потом на меня. – В жизни вы гораздо красивее, чем на портрете, Элена. Но будьте осторожны. Тот, кто проводит слишком много времени в обществе мистера Бреннана, рискует своим душевным здоровьем.

Втроем мы вошли в прозрачную, тихо колышущуюся под первыми лучами солнца воду, и я украдкой покосилась на Ронана, чтобы проверить, изменился ли цвет его глаз. Да, но только одного, голубого. Карий остался таким, какой был.

Потомок Маелгуна почувствовал мой взгляд. Несмело улыбнулся – гибкий, светлокожий, – поднял руки над головой, изогнулся и ушел под воду без плеска, как морской змей. Вынырнул метрах в десяти и помахал нам обеими руками.

Солнце разгоралось все ярче.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросил меня Нейл.

– Так… Ни о чем.

Не могла же я сказать ему, что с ужасом жду того дня, когда приедет моя сестра.

И вот этот день настал. В субботу во второй половине дня появилась Ритка с детьми. Встречать их мне не пришлось. Они прекрасно добрались на такси. Все равно их багаж ни за что не поместился бы в крошку «пиканто».

Они прибыли в начале шестого.

– Ой, какая загорелая! – завизжала Ритка, увидев меня на террасе.

Мы поцеловались. Дети повисли на мне с обеих сторон.

– Погода хорошая? Куда ты ездишь купаться? Лиза, подожди, не дергай меня. Урания тебе помогала? Перебоев с электроэнергией не было? Алекс, отойди от бассейна… не знаю, в какой сумке твоя машина… подожди же ради бога, дай хоть руки помыть.

С первого взгляда стало ясно, что конъюнктивит Алекса никуда не делся и что это бесит Ритку не меньше, чем самого Алекса.

– Нам надо было приехать раньше, – говорила она, вытряхивая шмотки из чемодана. – Хоть сменили бы обстановку. А то уже все на нервах. С утра до вечера капли, глазные мази, и все без толку. Что понимают эти врачи.

Борьба с конъюнктивитом, во всяком случае такая, какую мне пришлось наблюдать в течение последующих двадцати четырех часов, могла обескровить кого угодно, не только несчастную мать двоих избалованных детей. Преследование Алекса, орущего благим матом и сметающего все на своем пути. Укладывание его, орущего все громче и громче, на кровать и удерживание в горизонтальном положении. Уговоры, угрозы, гнусный шантаж. Закапывание, производимое по три или даже по четыре раза, поскольку попасть ему в глаз с первого раза не было никакой возможности. И наконец, после завершения процедуры, еще час оглушительных воплей маленького тирана, кипящего от бешенства и унижения.

Но окончательно Ритка доконала меня своим заявлением о том, что ее ребенка сглазили. В шесть вечера в воскресенье я сбежала из этого дурдома, и вскоре мы с Нейлом мирно попивали кофе в таверне на берегу моря. На пляже в бухте Дамнони, как всегда, было полно народу. Немцы, итальянцы, англичане… Все русские оседали на северном побережье, в отелях категории «de lux».

– Даже когда он молча занимается своими делами, – жаловалась я, закуривая одну сигарету за другой, – я то и дело вздрагиваю в ожидании дикого крика. Представляю, какая из меня получится хорошая мать. Если вообще получится, в чем я лично сомневаюсь.

Нейл немного подумал.

– Сколько ему лет?

– Три с половиной года.

Столько же, сколько его сыну, сообразила я, уже ответив на вопрос.

– Он любит тебя?

– Ну… надеюсь. Во всяком случае, когда я бываю у них в гостях, он всегда просит меня почитать ему на ночь. В другое время это делает его мать.

Нейл помолчал, глядя в окно.

– Он пойдет с тобой на пляж? С тобой вдвоем.

– Думаю, да. С утра он уже просился, но Ритка не отпустила.

– Сделай так, чтобы отпустила. Но девочку с собой не бери. Приведи только мальчика.

Я проснулась от истошных воплей племянника. Он орал вдохновенно, с полной отдачей, как умеют только маленькие дети. Когда на мгновение умолкал, чтобы набрать побольше воздуха, становились слышны Риткины льстивые увещевания и плеск воды в раковине.

Обычная беда. Слипшиеся за ночь ресницы не дают Алексу открыть правый глаз, что само по себе неприятно, а столь энергичное умывание только усугубляет его злость и страх, потому что за ним, как он уже убедился на горьком опыте, неизбежно следует закапывание.

Ритка несет его по коридору в детскую. Он орет и, судя по всему, активно сопротивляется.

Со вздохом я сажусь в постели, минут пять тупо пялюсь в окно, за которым сияет солнце и надрываются цикады, потом накидываю халат и иду умываться. Вот таким теперь будет каждое утро. Нежные рассветы в объятиях прекрасного юноши уходят в область преданий.

Когда я появляюсь на кухне с пожеланиями доброго утра и вымученной улыбкой на лице, Урания бросает на меня взгляд, полный немого сочувствия. Ритка нервно курит, положив ногу на ногу. Руки у нее трясутся. Закапать Алексу в глаз ей так и не удалось.

– Может, я попробую?

Из детской доносятся приглушенные рыдания несчастного, затравленного младенца.

Ритка смотрит на меня, как на буйнопомешанную, но не возражает. Нет сил. Только пожимает плечами: ну-ну, попробуй, а мы посмеемся.

Увидев меня с пузырьком капель в руке, очаровательный ребенок испускает пронзительный вопль и начинает молотить ногами по кровати.

– Погоди-ка, – говорю я как можно спокойнее и ставлю пузырек на тумбочку. – Не кричи так громко. Я пришла просто поговорить. А когда ты так кричишь, я даже сама себя не слышу. Веришь?

Алекс умолк и уставился на меня опухшими, покрасневшими от слез глазами. Правый вообще заплыл. Куда там можно закапать? Кошмар.

Я села к нему на кровать. Взяла его вздрагивающую горячую ладошку.

– Послушай, что я тебе скажу. Будешь слушать?

– Не хочу, – заявил Алекс гнусаво.

– А купаться хочешь? Купаться в море.

– Меня мама не пускает. – Алекс опять заревел.