Колин Гувер - Все закончится на нас

Атлас подошел ко мне и оперся о столешницу по обе стороны от меня. Электричество включили как раз в тот момент, когда он потянул вниз воротник моей рубашки. Он поцеловал то место над ключицей, которое он любил целовать, и медленно провел руками по моей спине. Клянусь, иногда я чувствую его губы на моей ключице даже тогда, когда его нет рядом.

Атлас собирался поцеловать меня в губы, когда мы услышали, что к дому подъехала машина и дверь гаража начала подниматься. Я спрыгнула с «островка», лихорадочно оглядывая кухню. Атлас взял мое лицо в ладони и заставил меня посмотреть на него.

– Присмотри за печеньем. Оно будет готово примерно минут через двадцать. – Он прижался к моим губам, потом отпустил и поспешно прошел в гостиную, чтобы взять свой рюкзак. Он вышел через заднюю дверь как раз в ту минуту, когда мотор машины моего отца замолк.

Я начала собирать остатки ингредиентов для печенья, когда через кухонную дверь вошел из гаража отец. Он посмотрел по сторонам, а потом увидел свет в духовке.

– Ты готовишь? – спросил он меня.

Я кивнула, потому что мое сердце билось так быстро, что я побоялась, как бы отец не услышал дрожь в моем голосе, если я отвечу. С минуту я оттирала место на столешнице, которое было идеально чистым. Потом откашлялась и сказала:

– Это печенье. Я пеку печенье.

Отец поставил свой кейс на кухонный стол, подошел к холодильнику и достал пиво.

– Электричества не было, – добавила я. – Мне стало скучно, поэтому я решила испечь печенье, пока свет не – дадут.

Отец сел у стола и следующие десять минут задавал мне вопросы о школе и о том, собираюсь ли я учиться в колледже. Временами, когда мы с ним были вдвоем, я видела намек на то, какими могут быть нормальные отношения с отцом. Мы просто сидели с ним за столом, обсуждали колледжи, старшую школу и выбор карьеры. Хотя я ненавидела отца бо 2 льшую часть времени, мне все еще хотелось, чтобы таких моментов с ним было больше. Если бы только он мог всегда быть таким, как в эти моменты, то все было бы совершенно иначе. Для всех нас.

Я поворачивала печенье так, как мне сказал Атлас, и когда оно испеклось, я вытащила противни из духовки, взяла одно печенье и протянула его отцу. Мне было противно, что я так мило веду себя с ним. У меня было такое чувство, будто я выбрасываю одно из печений Атласа.

– Вау, – оценил отец. – Замечательно, Лили.

Я выдавила из себя «спасибо», хотя не я его пекла. Но и об этом я ему сказать не могла.

– Печенье для школы, – солгала я, – поэтому ты можешь съесть только одну штуку. – Дождавшись, пока остальное печенье остынет, я положила его в пластиковый контейнер и отнесла к себе в комнату. Я даже не хотела пробовать печенье без Атласа, поэтому дождалась, пока он придет поздно ночью.

– Тебе следовало бы попробовать его горячим, – сказал Атлас. – В этот момент оно самое вкусное.

– Мне не хотелось есть его без тебя, – ответила я. Мы сидели на кровати, прислонившись спинами к стене, и съели половину всего печенья. Я сказала Атласу, что оно восхитительное, но не стала говорить, что это лучшее печенье из того, что мне доводилось пробовать. Мне не хотелось раздувать его самомнение, мне типа нравилось, как скромно он себя ведет.

Я попыталась взять еще одно печенье, но Атлас отодвинул от меня контейнер и закрыл его крышкой.

– Если съешь слишком много, тебя начнет тошнить, и мое печенье перестанет тебе нравиться.

Я рассмеялась:

– Это невозможно.

Атлас выпил воды и встал, повернувшись лицом к кровати.

– Я кое-что сделал для тебя. – Он сунул руку в карман.

– Еще печенье?

Он улыбнулся и покачал головой, потом вытянул вперед кулак. Я протянула ладонь, и он уронил туда что-то тяжелое. Это было маленькое плоское сердце размером в пару дюймов, вырезанное из дерева.

Я провела по сердечку большим пальцем, пытаясь улыбаться не слишком широко. Это не было анатомически правильное сердце, но оно и не выглядело так, как большинство нарисованных сердец. Оно было неровным и полым в центре.

– Ты это сделал? – спросила я, глядя на него снизу вверх.

Он кивнул:

– Я вырезал его старым ножом для очинки карандашей, который нашел в заброшенном доме.

Сердце не соединялось вверху, линии просто слегка загибались внутрь, оставляя маленький пробел в верхней части. Я не знала, что сказать. Я почувствовала, как он сел рядом со мной на кровать, но никак не могла отвести взгляд от сердца, чтобы поблагодарить его.

– Я вырезал его из ветки, – шепотом объяснил Атлас, – ветки того самого дуба на твоем заднем дворе.

Клянусь, Эллен, я даже подумать не могла, что мне могло что-то понравиться до такой степени. Или, возможно, мои чувства были не к подарку, а к Атласу. Я сжала пальцы вокруг сердца, нагнулась к Атласу и поцеловала его с такой силой, что он упал на кровать. Я забросила на него ногу и оседлала его. Атлас схватил меня за талию и улыбнулся.

– Я вырежу для тебя целый дом из этого дуба, если такой будет награда, – прошептал он.

Я рассмеялась:

– Тебе пора перестать быть таким идеальным. Я и так ценю тебя выше всех остальных людей, но ситуация становится все более несправедливой по отношению к остальным, потому что с тобой никто никогда не сравнится.

Его рука легла мне на затылок, и он уложил меня на спину, а сам оказался сверху.

– Значит, мой план работает, – сказал Атлас перед тем, как снова поцеловать меня.

Пока мы целовались, я крепко сжимала сердце, желая верить, что это был подарок без повода. Но в глубине души я боялась, что это был прощальный подарок, на память перед его отъездом в Бостон.

Я не хотела помнить его. Если бы мне пришлось его помнить, это означало бы, что он перестал быть частью моей жизни.

Я не хотела, чтобы он уезжал в Бостон, Эллен. Я знаю, что это эгоизм с моей стороны, потому что он не может больше жить в том доме. Не знаю, чего я боялась больше: увидеть, как он уедет, или эгоистично умолять его остаться.

Я знаю, что нам надо поговорить об этом. Я спрошу его о Бостоне сегодня вечером, когда он придет на ночь. Я просто не хотела спрашивать его об этом вчера, потому что это был идеальный день.

– Лили

Дорогая Эллен!

Просто продолжай плыть. Просто продолжай плыть.

Он уезжает в Бостон.

Я не могу говорить об этом.

– Лили

Дорогая Эллен!

Вот этого моя мать уже не сумеет скрыть.

Отец обычно расчетливо бьет ее туда, где не остается видимых синяков. Вероятно, меньше всего на свете ему хочется, чтобы люди в городе знали, как он с ней обращается. Я несколько раз видела, как он бил ее ногами, душил, наносил удары по спине и в живот, таскал за волосы. Несколько раз он бил ее по лицу, но это всегда были только пощечины, поэтому следы не оставались надолго.