Ангелина Алябьева - Намерение [СИ]

— Ты скажи, почему ты пытаешься изменить меня, — неожиданно рыкнул Ральф, обхватывая тонкие плечи жены. Притягивая ее настолько близко, что кончики их носов соприкоснулись. Горячее дыхание смешивалось. Переходя на шепот. — Какое у тебя право постоянно занимать мои мысли? Кто тебе разрешил сводить меня с ума?

— Только ты, Ральф. Называя меня своей женой, — не испугалась его вспышки. Реакции, Показалось, что весь мир перевернулся от столь откровенного шепота. Несмело, будто в первый раз, коснулась его губ. Невесомо. Слишком быстро. Отстраняя от него голову, пока пораженный услышанным Ральф возвращался в реальность. Бьющую наотмашь.

— Пойдем? — как — то невинно пробормотала Морганит. Зачарованный то ли магией сумрачного итальянского вечера, то ли все — таки даже капелька вина лишила контроля, тем не менее он вышел. Обошел машину, открывая дверцу. Переплел их пальцы, увлекая ее в цветочные заросли. Легкие переполнялись от избытка сладкого аромата, окутавшего их. Куда она вела его? Слепая и не разбирающая дороги, так уверенно шла, крепко удерживая, что казалось — ослеп он. От первобытных инстинктов. От пылающего желания. Внезапно девушка остановилась, принуждая и его замедлить ход.

— Луна уже вышла? Я представляю, как она освещает долину, — ее голос звучал не расстроенно. Восхищенно. — Мне кажется, я помню, как это происходит. Я имею в виду, раньше я видела уже освященную цветочную долину луной, когда мама…привозила сюда.

— Видела? — переспросил ошарашенно Ральф. — Подожди, ты родилась зрячей?

— Мне было пять лет, когда я ослепла, — тяжело вздохнула Морганит. — Я ничего не помню, как это случилось. Я просто знаю, что в один день я потеряла не только зрение, но и маму. Эта тьма отняла у меня все цвета. Нормальное детство. Память о том, какой была моя жизнь до нее. Не осталось воспоминаний. Стерлось даже мамино лицо. Раньше я просила тетю Беатрис включить свет, потому что мне было страшно. А потом я привыкла.

Вдруг замолчала, опустив голову. Прижалась к его груди, словно искала защиту. Помощь. Словно перенеслась мысленно в прошлое, принимая облик маленькой девочки, до жути боящейся темноты. От которой не избавиться. Не убежать. От кого ждала спасения? От того, кто пришел взять реванш. Заставить платить по счетам. Растаптывая чувства.

— Ты слишком хорошая для этого гнилого мира, — охрипшим голосом изрек Ральф, приподнимая ее лицо за подбородок. Нежно поцеловал ее в губы. Без прежней грубости и беспощадности. Без намерения заклеймить и показать собственника. Наказать за неправильный выбор. Нежно, пусть и неумело. Пусть и смутно помнил, каково ласкать. Едва касаясь влажного рта. Оставляя легкие скольжения губами по ее щекам. Прикрытым векам. Лбу. Прежде чем снова накрыть ее губы. В глубоком трепетном поцелуе. На самом деле, даже для него она слишком хороша. Особенно для него. Непозволительно прекрасна

Привязал к себе. Прочно и без единого шанса освободиться. Подавил любое желание отдалиться. Сохранять расстояние. Создал необратимую связь, которая будет удерживать всегда. Пока бьется сердце — невидимая нить связывает две темные души. Порочные и близкие. Бежала от него, но попала в его объятия. Скрывалась от правды, но приняла истину. Искала ответы на вопросы, однако вместо этого оказалась в тупике. Не выбраться. Убегала от любви, что непременно потянет ко дну. Утопит. Но он догнал ее. Пыталась ненавидеть всем сердцем за его игру, которая до сих пор неизвестна, только он превратил притворную ненависть в настоящее желание. Перечеркнул грань. Пересек все пределы.

Ненавязчивая мелодия скрипки разносилась по залу. За спиной раздавались разные голоса. Обсуждающие ее брак. Как единственная дочь уважаемого представителя богатого общества выбрала обычного работника? Любовь или расчет? И почему Джованни Сальери поспешно принял избранника дочери, учитывая его безупречную репутацию? Первым порывом было развернуться и закрыть им рот одним исчерпывающим заявлением. Это ее выбор. Никто из посторонних не смеет осуждать. Особенно, если она не жалеет. Нельзя. Даже не видит тех, кто с энтузиазмом перешептываются. Держись, Морганит, держись.

Неожиданно почувствовала, как ее талию обхватили. Прижали к разгоряченному телу, сомкнув крепкие руки ниже поясницы. Куда — то поволок, и она недоуменно вцепилась в его плечи. После того, как они вернулись, их ждал сюрприз. Не изменил устоям ее отец, устроив прием. Как всегда — в семейном особняке в кругу партнеров и друзей. Подобные мероприятия, где он мог блеснуть роскошью и изысканностью, папа любил, поэтому на этот раз тоже не отказал в удовольствие отпраздновать день рождение. Вопреки всему.

— Что разозлило мою жену? — не сразу поняла, что за последовавшим вопрос Ральф закружил ее вокруг. Неведанный поток новых эмоций захлестнул. Никогда еще никто не приглашал на танец. Опасались переступить запретную черту по отношению к дочери синьора Сальери, ограничиваясь исключительно комплиментом. Наверное, из — за этого и раздраженно бросали в адрес Ральфа фразы, потому что он получил то, чего они лишены были всегда.

— Сплетни, — призналась Морганит, послушно двигаясь с ним в ритм. Не отпуская. Вел не только в танце, но в новой совсем другой жизни, где и зрение не нужно, чтобы увидеть весь мир его глазами. Почувствовать. Попробовать довериться.

— Меня недолюбливают друзья твоего папочки, — усмехнулся без капли огорчения Ральф. — Ты знаешь, я чертовски доволен, что не понравился им. Это доказывает, что я лучше их.

— Тебе важно, чтобы они тебя любили? — знакомое тепло разливалось по телу от его прикосновений. Знакомых и уже ставших родных. Незаменимых. Провела ладонями по груди. По лацканам велюрового пиджака. Под кончиками пальцев ощущался легкий шелк рубашки. В вечернем смокинге он, наверняка, привлекает внимание многих женщин. Принадлежит ей. Там, в долине Кьянти, еще несколько часов назад создавалось впечатление, что ее муж не настолько фальшив. Мог быть искренним. Настоящим. Без игр. Без привычной отстраненности и сарказма, давая возможность насладиться редким мгновеньем понимания. Спокойствия. Вдыхая вдвоем ночной цветочный аромат и прогоняя вместе тьму. Словно во сне, из которого насильно выдернули. Ради этого приема.

— Плевать на них, — вдруг еще сильнее притянул к себе Ральф. Сжал в объятиях, казалось, буквально впиваясь в ребра. Тесно так, что между ними не оставалось и сантиметра. — Мне достаточно, чтобы ты полюбила меня. Ты влюбляешься уже? Я вижу…

— Перестань, — перебила его, облизнув пересохшие губы. В ноздри бил аромат корицы, а мозг грозился перестать соображать, прежде чем выдавать ответы. — Что ты видишь?