Ольга Дашкевич - Шаман [трилогия : СИ]

— Поехали! — Таня обшарила улицу перед автомобилем лихорадочно блестевшими глазами, нервно заталкивая бычок в переполненную пепельницу. — Что же ты стоишь, Вера?.. Надо торопиться! Поехали скорее!

Я недоверчиво взглянула на нее.

— Ты собираешься…

— Конечно! — Таня посмотрела на меня, как на идиотку. — А ты хочешь ждать, пока наша полиция раскачается? У них мой ребенок, Вера!.. Мой бэби!.. Да включи же ты зажигание!..

Я включила зажигание, и мы понеслись по уже знакомому мне маршруту в сторону дома Томпсона. Я не собиралась заглядывать в гости к этнографу и антропологу, я собиралась объехать его усадьбу, спрятать машину и прочесать кладбище. Теперь я была не одна. Конечно, Таня — это не Брюс Уиллис, но приходится, как говорится, брать что дают. Хотя Брюс Уиллис нам бы сейчас совсем не помешал. Или хоть Шварцнеггер. На нашей стороне, конечно.

— Который час? — нервно спросила Таня. Я не знала, который час. Электронные часы на панели не работали, а ручных я не ношу. Луны не было — я только сейчас сообразила, что сегодня новолуние. Улица за кладбищем была темна и тиха, как пустыня. Ни одно окно не светилось, да и домов тут, вблизи последнего пристанища мертвых, было раз-два и обчелся. Я отогнала Иванов «крайслер» подальше и запарковала в ряду таких же стандартных среднеклассовых машин в квартале достаточно скромных для Нью Хоупа среднеклассовых, без излишней роскоши, усадеб.

Назад к кладбищу мы с Таней вернулись пешком и сразу углубились в кусты одичавшей мальвы, шиповника и малины, окружающие заросшие могильные плиты. Пахло жасмином. Ледяная влажная Танина ладошка в моей руке слегка подрагивала. У полуразвалившейся каменной стены кто-то тихонько возился и шуршал листвой — то ли птица, то ли какой-нибудь мелкий лесной зверек. Больше ниоткуда не доносилось ни звука. Таня споткнулась о поваленную плиту и тихо зашипела от боли. На ее босоножках были слишком высокие каблуки, совсем не для таких прогулок.

Темные силуэты склепов возвышались ближе к центру кладбища, и было их не один и не два, а, по меньшей мере, пять. В котором из них могли держать предназначенных на заклание агнцев?.. Я сделала несколько осторожных шагов вперед, по направлению к ближайшему склепу. Под моей ногой треснула сухая ветка, и Таня, следовавшая за мной, резко остановилась и замерла.

— Тише!.. Слушай!

Показалось, или откуда-то из-под земли действительно донесся плач младенца?.. Таня зажала себе рот рукой. Ее глаза, и без того огромные, в темноте казались черными провалами. Мы вслушивались и вслушивались, время шло, но плач больше не повторился.

— Ты ведь тоже слышала? — лихорадочно прошептала Таня. — Мне ведь не почудилось?.. Это Тими. Я узнала его голос.

Не знаю, как можно отличить голоса грудных младенцев один от другого, но об этом не мне судить. Наверное, мать может узнать плач своего ребенка из тысячи других. Наверное. Таня, во всяком случае выглядела как человек, внезапно получивший надежду. Мы продвигались вперед, постоянно прислушиваясь, и я, кажется, даже забыла, что нахожусь на кладбище: что такое мертвецы, в конце концов? Похоже, в этих тихих благостных местах, поросших давно не кошеной травой, шиповником и жасмином, нам грозила гораздо большая опасность, чем мирные покойники, давно и бесповоротно сгнившие в своих могилах.

В первом склепе не было ничего, кроме паутины и пыли — я с трудом отворила приржавевшую дверцу, — скрип прозвучал в тишине так громко, что мы обе присели, — посветила по сторонам фонариком и внимательно оглядела тесное пространство, последний приют какого-то горемыки. Помещение было крохотным, спрятать тут можно было разве что кошку. Но даже и кошки в склепе не нашлось.

Два следующих были попросторнее, но и они тоже заросли внутри пылью и паутиной так, что становилось ясно: тут много лет никто не бывал. На каменном полу, правда, имелись многочисленные следы лапок — возможно, истлевшие кости посещались белками или другими грызунами.

В четвертом склепе в углу, скорчившись, лежал человек.

Я шарахнулась назад так, что чуть не сшибла с ног Таню, сунувшуюся было следом за мной, но тут же опомнилась и вернулась, светя перед собой фонариком. Собственно, я сразу поняла, кто это: мое подсознание узнало Ивана раньше, чем я сама. Иван лежал в углу в позе зародыша, подтянув колени к подбородку, и даже не был связан. Мне сразу стало понятно, почему: он пребывал в глубоком наркотическом сне и не реагировал ни на похлопывание по щекам, ни на мои лихорадочные просьбы очнуться и встать. Сунув фонарик Тане, я наспех осмотрела его: несколько синяков, рубаха разорвана, ссадины на косточках пальцев, с кем ты дрался, Иван?.. И характерный след от укола на шее. Я не знала, какую дозу в него влили, но не могла сейчас остаться с ним, ждать «скорую» и полицию, терять драгоценное время, — мы могли опоздать, и тогда Нэнси и малышу никто не поможет. Я старалась не думать о том, чем мы с Таней можем помочь, — разве что отвлечь на себя внимание этой чертовой своры сумасшедших хотя бы на некоторое время.

Я набрала номер полицейского участка.

— Здесь, на старом кладбище в Ламбертсвиле, в одном из склепов находится человек. Он без сознания. Пожалуйста, вызовите скорую помощь.

Я отключилась и сунула мобильник в карман Ивану. Его собственного мобильника при нем, конечно, не было. Оставалось надеяться, что Иван в ближайшее время очнется и позвонит копам сам, так что, даже если они не поверили моему звонку, им придется поднять задницы и приехать сюда.

— Пошли, — я поднялась с колен и кивнула Тане. — Надо спешить. Мы уже близко.

Пятый склеп, стоявший слегка наособицу, выглядел богаче, просторнее и выше прочих. Это был тот самый мраморный мавзолей, крышу которого я видела из окна кухни в доме Томпсона. Его дверь была хорошо смазана в петлях и, похоже, открывалась достаточно часто. Пыли внутри почти не было. Там вообще ничего не было — склеп был пуст. Не веря своим глазам, я осматривала мраморные стены с замурованными нишами, когда-то богато украшенными кладбищенскими резчиками по камню, узкое оконце, забранное красивой кованой решеткой, пол, выложенный из мраморных плит.

— Не может быть, — прошептала Таня за моей спиной. — Тут ничего нет!..

— Должно что-то быть, — ответила я тоже шепотом, продолжая обшаривать лучом фонарика стены. — Обязательно…

Внезапно я вздрогнула — со стороны сада Томпсона раздались голоса, приглушенные толстыми стенами склепа и расстоянием. Мы инстинктивно присели и затаили дыхание. Я поспешно выключила фонарик, и помещение погрузилось в абсолютную тьму… Абсолютную тьму? Нет, она не была абсолютной! Мы с Таней увидели это одновременно. Таня схватила меня за руку и крепко стиснула мои пальцы.