Кристина Лорен - Дерзкая темная ночь [litres]

– А-а. – Мысль об Оливере, нуждающемся в компании, заставляет меня грустить. Я очень благодарна Лондон, что она оказалась рядом с ним – с ее легким чувством юмора и умением отвлечь от переживаний. Лондон неуязвима ко всякого рода драмам.

Ее волосы собраны в небрежный пучок, и когда она кивает, слегка покачиваются выбившиеся из него пряди.

– Думаю, ему просто была нужна компания, и он не хотел пить в одиночку. Что было очень кстати, ведь все мы знаем, что у меня не бывает планов по вечерам. – Она смеется, а потом кивком показывает в сторону нашей квартиры. – Кстати, он по-прежнему здесь.

Мне становится жарко, а взглядом я готова в двери проделать дырку:

– Он что?

– Парню немного было надо. Два пива, три эпизода «Ходячих мертвецов», и он готов. И сих пор не проснулся. – Она показывает большим пальцем себе через плечо. – Он на диване.

Я смотрю на ключи в своей руке. В моих планах было ему позвонить или прогуляться до его магазина, но перед этим я хотела немного подумать:

– Спасибо, что составила ему компанию.

– Да не вопрос. Он такой забавный. Если ты не вернешь его себе и если я не дам себе зарок не поддаваться мужскому вниманию вплоть до менопаузы… – хихикая и делая шаг в сторону лестницы, говорит она. – В общем, я пошла.

– На пляж?

– Через сорок пять минут будет прилив. Но я вернусь к ужину. Присоединишься?

Я киваю и, развернувшись, смотрю ей вслед:

– Ага, у меня тонна работы, и я сегодня буду дома.

Лондон спускается по лестнице, а я жду, когда она уйдет, после чего поворачиваюсь к двери и вставляю ключ в замок.

Внутри тихо, а поскольку еще рано, то занавески закрыты, и от этого прохладно и темно. Закрываю за собой дверь так осторожно, как только могу, и выжидаю, пока глаза привыкают к полумраку. С дивана доносится тихое ритмичное посапывание. Я ставлю сумку на пол и иду на кухню выпить стакан воды, а может, лучше стопку водки, не знаю.

Мусорное ведро заполнено пустыми пивными бутылками, и у меня знакомо теплеет в животе. Подвыпивший Оливер – до чего же он очаровательный: бесконечные глуповатые улыбки и сверкающие счастьем голубые глаза. Мне так грустно, что я пропустила это. Но потом я вспоминаю, как он тут оказался (ему было одиноко!), и все приятное тепло тут же испаряется, заменившись на те еле уловимые ощущения, что преследовали меня дни напролет.

Я беру стакан, наливаю воду и выпиваю ее в несколько обжигающе ледяных глотков.

Даже странно, насколько все привычно. Оливер снова на диване, одна нога свисает, другая подогнута под явно неудобным углом. Он лежит на спине, одну руку закинув за голову, а другую положив на грудь. Голубая футболка перекошена и закручена вокруг тела, от чего обнажились живот и тазовые кости. На столике лежат очки и телефон, а на полу валяется плед.

После ночи на диване у него обязательно будет все болеть, но я не могу определиться, что сделать – разбудить его или продолжать пялиться. Второе, конечно, куда лучше, тем более что за все эти дни без него мои глаза изголодались по этому виду.

Я соскучилась по его рукам, таким сильным и жадным. По животу, гладкой коже и мягким волоскам. По длинным ногам, бедрам и…

– Лола? – произносит он, и я подпрыгиваю, быстро переводя взгляд на его лицо.

– Привет.

Он приглаживает волосы и оглядывается по сторонам.

– Привет. Прости… я заснул здесь. Даже не слышал, как ты вошла.

– Я ниндзя, – отвечаю я, и он устало мне улыбается. – Ты же знаешь, что можешь оставаться, когда захочешь.

Это предложение тяжело повисает в тишине: чем дольше мы молчим, тем больше означает что-то иное. Он потирает лицо и надевает очки. Еще никогда я не чувствовала себя настолько неловко рядом с Оливером. Это больно. Где-то под ребрами что-то ноет и распирает.

– Лондон нашла меня у Фреда, – объясняет он, наклонившись поднять с пола плед. – Она спросила, не нужна ли мне компания – просто компания, чтобы было с кем выпить и все такое. И даже настояла, так что…

– Все нормально, – перебиваю его я, сдерживая улыбку. Это ощущение, словно запущенная по моим сосудам теплая вода: облегчение, что он чувствует необходимость объяснить, почему он пошел домой с другой женщиной, пусть даже она моя соседка. – Я застала ее на выходе, когда она собиралась на пляж. Она рассказала мне про вчера.

Он медленно кивает.

– Ты не ночевала дома.

Ой. Неужели он забыл?..

– Я была у Грега.

Оливер морщится и хлопает себя пол лбу:

– Блин, точно.

Облегчение в его голосе бесценно.

– Они с Эллен расстались.

Он поднимает на меня взгляд:

– И как он?

Я киваю:

– Кажется, хорошо. Думаю, она просто оказалась парочкой доступных фальшивых сисек.

Он смеется, почесывая голову с большей осторожностью, и спрашивает:

– А ты?

Господи, хороший вопрос.

– И да, и нет.

Тянется молчание, и мне становится интересно, а что, если это его способ подтолкнуть меня к разговору.

– Я вчера сказала Остину, что в книге есть важные нюансы, которые нельзя менять, и романтические отношения между ними – один из них.

Оливер подается вперед, опираясь локтями на бедра:

– И как он к этому отнесся?

– Не очень хорошо. Сказал, что мы это еще обсудим. Но я не собираюсь менять свое мнение. Я буду участвовать только на таких условиях.

Он кивает:

– Это хорошо. Я тобой горжусь. Это стоит усилий, ведь ты права.

– Еще я много думала. О нас.

Молчание ощущается ужасающей бездной, но я жду, потому что мне нужно знать, готов ли он снова говорить об этом.

– Ну хорошо, – наконец отвечает он. – О чем именно ты думала?

– Прости меня, я так сожалею о том вечере, – говорю я. – Я испугалась.

Сощурившись, он наклоняет голову в сторону и изучающе всматривается в меня. Он усталый и небритый, ведь все эти дни были нелегкими и для него тоже.

– Ты не должна просить прощения за то, что испугалась, Лола.

Я мотаю головой:

– Я жутко накосячила.

Оливер встает, берет свою куртку с подлокотника кресла и надевает ее. Обувается и берет свой телефон.

– Ты трудилась всю свою жизнь для этого. Понятно, что ты так защищаешь свое любимое дело. И мне понятно, что ты не хочешь дать развалиться всему, что создала.

Он подходит ко мне и останавливается так близко, что мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Стало больно, – тихо продолжает он, – когда ты подумала, что тебе будет легко меня бросить. И что тебе, казалось, так легко было принять это решение, прямо там, с ходу.

На глаза наворачиваются обжигающие слезы:

– Нелегко. Это было кошмарно.

Он кивает.

– А потом и я накосячил, – не отводя взгляда, говорит он. – Мне тошно, что я пошел с кем-то еще, даже если и не собирался до нее дотрагиваться.